Соловья и Сергеева? Приведу их наиболее капитальные идеи и выразительные цитаты.
* * *
Почему победил Октябрь. Основную причину победы Октября, а тем самым его историческое оправдание, Соловей ищет и находит в глубинах русской национальной психологии, вплоть до обращения к архетипам. Для Соловья вообще характерен постоянный уход в область иррационального, бессознательного. Что очень удобно, потому что доводы в оной области, как правило, неверифицируемы в принципе. В частности, он пишет:
«Стоит специально указать на два пункта, принципиально важных для понимания социальной динамики в имперской России. Первый: у массового русского антигосударственного протеста имелось мощное религиозно-мифологическое ядро, составлявшее ключевой элемент досоветской русской идентичности. И потенциальный успех любой политической силы в имперской России в решающей степени зависел от способности расщепить это ядро, высвободив таившиеся в нем энергии. Второй: в более широком плане можно предположить, что корни любых форм и проявлений русских антигосударственных выступлений в конечном счете восходят к русской этничности, хотя на внешнем, феноменологическом уровне эти связи не всегда прослеживаются»55.
Проверить эти гипотезы, в которых теорема незаметно подменяется аксиомой, как понимает читатель, нет совершенно никакой возможности56. Что же можно построить на таком фундаменте? Только новые гипотезы. И вот вполне в традициях русской религиозной философии вековой давности (Бердяев, Федотов, Ильин и др.) Соловей находит, что «в общем, социалистический мессианизм соединился с народным мессианизмом».
Русский мессианизм – признанное наукой явление, хотя и вызывающее споры, поскольку налицо как минимум два русских мессианских проекта: интровертный («Святая Русь») и экстравертный («Москва – Третий Рим»). Конфликт этих проектов составил для нашего народа основное содержание драматического XVII века, приведя к Расколу в результате предпочтения правящими кругами модернистского, по тем временам, экстравертного проекта. Который и торжествовал, в общем и целом, к началу ХХ века в массовом сознании (недаром пели «Наша Матушка-Россия всему свету голова»).
Однако из этого факта Соловей делает несколько странный вывод о том, что: «составлявшая мифологическое ядро марксизма мессианская идея избранничества пролетариата удачно корреспондировала с мощным и влиятельным религиозно-культурным мифом русского избранничества, русского мессианизма. Общая мифологическая матрица позволяла без труда транслировать марксистскую доктрину в толщу русского народа»; «русский случай начала XX в. выделяется тем, что обладавший огромной энергией, еще не выродившийся низовой, стихийный мессианизм русского народа срезонировал с кабинетными идеологическими формулами»57. Соловей не прибегает здесь к доказательствам, полагая сказанное самоочевидным.
Но в этой