все равно сплетен не избежать, то пусть уж он сам будет их источником:
– Ну да, мы с ней после больницы выпили по бокалу мартини, и я ее уложил. Так что, Дэн, ты точно в пролете, как и все остальные.
– Чего это остальные в пролете? – снова оскалился Ширкин. – Ты на ней, что ли, отметку поставил – «частная собственность»?
– На ней нет, а вот тебе бланш поставлю. Если будешь к ней яйца свои еврейские подкатывать.
– Бердянский, сукин ты сын, я хочу тебе сказать…
– Эй, Миш, погоди, погоди… – Димон широко распахнул свои и без того огромные глаза. – Тут, по-моему, дело серьезное, и мы теряем пациента… Паш… а Паш… ты что, влюбился?
– Кто? Я? – Бердянский вскочил, встал в характерную позу Петруччо – своего неистового персонажа из грядущего спектакля – и продекламировал подходящий отрывок:
– Рожден я, чтобы укротить её
И сделать кошку дикую – котенком,
Обычной милою домашней киской!
Потом склонился вперед, приглашая обоих приятелей послушать нечто секретное и добавил уже своими словами:
– Скорее влюбится она в меня,
чем я её поддамся чарам,
не будь Бердянским я!
Вот слово вам моё, друзья!
Димон и Мишка рассмеялись шутовской выходке Павла, сочли, что он в ударе и полностью в образе…
Парни засели делать грим, а Бердянский только порадовался, что слой пудры и тонального крема надежно скрыл от друзей предательски покрасневшие щеки, и отправился в костюмерный цех – проверить, все ли в порядке с его нарядом для первой сцены.
***
К счастью, с Вишняускасом все обошлось – у «главного по тарелочкам» разболелся зуб, он полдня провел в поликлинике, а после пломбировки канала ему и вовсе было не до графика официанток. Расторопная Илона быстро вызвала Фаю на подмену, обстановка была спокойная и, когда Мария в половине четвертого все-таки добралась до театра, актеры и другие сотрудники только-только начали подтягиваться на бутерброды и кофеек.
Первым делом выяснив все подробности про заболевшего Петренко, Илона подозрительно оглядела Марию и спросила:
– Ну хорошо, ты его в больницу утром отвезла, а потом-то где шлялась столько времени? Могла бы Файку пораньше сменить, а то она злая, как змея, у нее там какие-то планы были.
– Я… заехала домой, чтобы переодеться, и – представляешь – заснула… Прилегла на пару минут, а вырубилась на несколько часов, наверное, от стресса, – не моргнув глазом, соврала Мария, тем более, что ее легенда была наполовину правдива. Она лишь кое о чем умолчала, и, как обычно говорилось в детективных фильмах, раскаяния в содеянном не испытывала. Зато испытывала жаркое томление в животе и учащенное сердцебиение при мысли о Бердянском, но ни Илоне, ни кому иному в театре не следовало знать, что этому мартовскому коту и чёртову бабнику удалось снять очередной скальп.
– Ясненько. Нервные все такие… – усмехнулась Илона. – Ну а зачем тогда вообще приехала? Сидела б