что бы Мария не могла бросить парня в таком критическом состоянии – о, еще как могла, на это у нее хватило бы стервозности и задора, окажись на месте Бердянского кто-то другой, менее нравящийся ей, и не пробуждаюший в душе такую бурю эмоций. Но рядом был Павел, и… черт возьми, она хотела сделать ему минет. Прямо здесь и сейчас. И плевать, сколько глаз и ушей там, за дверью, и на последствия тоже плевать.
– Сексуальный маньяк… – прошептала Мария, опустилась на колени и с наслаждением обхватила губами его член.
– Еще какой сексуальный… о, даааа… ты все правильно поняла… умница моя… давай, приласкай его как только ты умеешь… – Бердянский, не ожидавший, что строптивица окажется вдруг такой покладистой, прислонился к стене и, запустив пальцы в ее волосы, ласково сжал:
– Дааа… вот так… охххх…. еще… еще…. ммм…. – он переместил ладонь на затылок Марии, немного направил ее движения, и далее уже полностью доверился умелому рту и языку…
«Паша, Пашенька… милый… хочу тебя… хочу…» – думала она, обхватив его за бедра, лаская ладонями, и упоенно лизала ствол по всей длине, мягко и тесно сжимая губами – ровно настолько, чтобы доставить предельное удовольствие, но не причинить боли. Движения губ и языка по члену отзывались в ней самой огненным жаром, сладкой, ноющей болью, и когда Мария, обхватив ствол пальцами, сосредоточилась на головке, то сама была на грани оргазма.
Бердянский не зря подметил, что у нее идеальное чувство баланса…
Павел закрыл глаза и, кусая губы, старался глушить стоны, как мог, но получалось плохо. В какой-то момент он просто перестал сдерживаться, позволив дикому зверю одержать верх над человеческой ханжеской моралью, а удовольствию – завладеть всем его существом. Часто и жарко дыша, он взлетал все выше и выше, к самому пику, отдавался страстным и ласковым губам Маши без остатка, пока, наконец, не обрушился вниз, как на американских горках, поймав животом леденящий холодок восторга, через миг превратившийся в сильнейший оргазм…
– Ооооххх… черт побери… черт побери… что ты делаешь со мной… посмотри… что ты деееелаешь… аааа…. – выдыхал он, пока член толчками выбрасывал сперму прямо ей в рот, а она принимала, выпивала его без тени отвращения, с долгим стоном своего собственного удовольствия…
– Маааашка… ты моя, Машка… мояяяя… мооояяяя, слышишь? – бормотал он, поглаживая ее по волосам, и прижимал плотнее, желая владеть ею полностью и безраздельно…
– Пашенька… Паша… – она уткнулась лицом ему в низ живота, мягко целуя, тяжело дыша, едва не плача от только что пережитого – невероятного, острого – интимного блаженства. А он поднял ее бережно с колен, вновь прижал к себе и, убрав с лица прядь, выбившуюся из роскошной косы, глубоко и нежно поцеловал в губы, убирая с них остатки собственного любовного сока… странно, Павел никогда раньше не знал своего вкуса – и, смешанный со вкусом Маши, он показался ему прекрасным.
Она