мучительно соображал, как бы ему не прогадать и получить от информации побольше дохода. Нечасто ему так везло, дамочка очень заинтересована, а значит, можно на этом заработать. Придав лицу легкий налет идиотизма, он осторожно начал прощупывать почву:
– Ну, информация, так сказать, не совсем чтобы общедоступная, – сказал он и замолчал, проверяя реакцию и степень заинтересованности, затем продолжил: – Я бы сказал, секретная, передается от отца к сыну, от сына к внуку, от внука… – он замолк, соображая, как продолжить логическую цепочку.
Энджи с усмешкой наблюдала за его интеллектуальными потугами, этот несуразный мужик ее забавлял.
– Так к кому от внука-то? – спросила она с насмешкой, решив не облегчать ему задачу навешать ей лапши на уши.
– К правнуку! – нашелся Егорша и остался собой очень доволен.
– Понятно, – кивнула она, – и что?
Она, конечно, могла вытолкать этого клоуна из машины, но пока что он был единственным человеком, который мог не только хоть немного прояснить ситуацию, но и помочь с похоронами. Уж во всяком случае выкопать могилу он вполне сможет. С мыслью, что Прасковью придется хоронить в лесу, Энджи уже смирилась, а в этом случае пара мужских рук не помешает.
Чувствуя, что она на него не сердится, Егорша продолжил свои потуги:
– Я бы, конечно, поделился с тобой, – сказал он и многозначительно замолк.
– Ладно, на бутылку дам, – догадалась она, – даже на две, если поможешь с могилой.
– Ладненько, – приободрился он и решил еще поторговаться: – Две, конечно, маловато…
– Хорошо, три. – Энджи решила не мелочиться. – Пойдет?
– По рукам, – расцвел он в улыбке. – Что ты хочешь знать?
– Что с Прасковьей не так, почему ее называют «ведьмой» и кто этот Прокопий?
Егорша заерзал, не зная, с чего начать. Он понимал, что информация не совсем стандартная, а он уже убедился в том, что сидящая с ним в одной машине дама не слишком сдержанна в эмоциях, а это могло быть очень опасным. Какой бы пропащей и бесперспективной ни была его жизнь, но прощаться с ней он был еще не готов. Поэтому пренебрегать дипломатией в выдаче сведений было бы неразумным.
– Ну! – решила поторопить его Энджи.
Егорша откашлялся и неуверенно начал.
– Давай еще на берегу договоримся, что я тебе перескажу то, что люди говорят, сам-то я, так сказать, к тому времени был еще мал, а некоторые события произошли и вовсе до моего рождения. Верить в это или нет – твое дело, единственное, о чем прошу, – не злись.
– Это почему? – с издевкой спросила она.
– Я еще пожить хочу, а когда ты злишься, люди умирают.
– Что за чушь! – возмутилась Энджи, – Ты опять на Балашиху намекаешь? Я же сказала, что пальцем ее не трогала, – и запнулась, вспомнив багровеющее лицо и полные ужаса глаза женщины.
– Можешь мне не верить, но люди решат, что именно ты ее и убила.
– Но она и так была больна.
– Это неважно, здесь и не такое видели, так что ты их не переубедишь. Твоя Прасковья в свое время