отпрянула и пристально посмотрела на него.
Он знал, она искала какую-нибудь зацепку, которую упускала последние семь лет, с первой ходки. Любую истину, которая могла ей навредить или заманить в ловушку. И стоить чего-то, чего она не желала отдавать. Он выставил ладони, как бы извиняясь.
Она же просто стояла и смотрела на него. Подозрительная, как кошка.
– У меня есть для тебя еще кое-что, – сказал он.
Ему хотелось добавить: «Все вело к этому, с самой первой ночи, когда тебе было четырнадцать и ты приехала на этой здоровой лодке сама».
Он потянулся к пояснице и вынул из-за ремня пистолет.
Она застыла.
Он перевернул его и предложил ей на ладони, будто подношение.
– «Смит-энд-Вессон», с коротким стволом, – сказал он. – Хорош в ближнем бою, если до этого дойдет.
Она смотрела на него, лицо ее было невозмутимо, как камень.
– Бери, – сказал он. – Научись пользоваться. И бери с собой в следующий раз. Не показывай никому, но бери, слышишь?
– Зачем? – спросила она, не пытаясь взять оружие.
Он положил револьвер на палубу между ними и перевязал оба конца своего мешка кожаным шнурком.
– Затем, – ответил он тихо. – Может, однажды человек скажет сделать что-то конкретное для пастора, а я откажусь, скажу, что таким не занимаюсь. Я вожу наркоту, и все. А человек возит невинных… – Он сглотнул ком в горле. Покачал головой. – Тебя просто подсаживают на подобное. Если бы я знал, о чем меня попросят, я бы, может, никогда и…
Он осекся, уставившись на реку, спокойную и неумолимую.
– Заставляет задуматься, – сказал он, скорее себе, чем ей. – Чего ты вообще хочешь? Где это кончается?
Мускул на ее челюсти дрогнул. Она отвела взгляд.
Кук встал и взвалил мешок на плечо. Пистолет он оставил на ржавой палубе баржи.
– Они попросят тебя сделать еще ходку, – сказал он. – Потом, может, еще и еще, не знаю. Это последнее, о чем тебе стоит переживать, сечешь?
Небо над ними уже почти рассвело.
Ее ответ прозвучал едва слышно, но Кук его уловил. Он всегда ее слышал, как бы тихо она ни говорила, а это входило у нее в привычку – говорить очень тихо.
– Крабтри не стреляют, – сказала она. Затем взяла «Иглу» и спрыгнула с баржи на свою лодку, оставив пистолет на палубе.
Поэтому он сам забрал его, а потом сделал то, чего не делал ни разу за все время, что знал ее. Он позвал ее по имени, и лишь его звучания хватило, чтобы заставить ее обернуться, пусть лишь на миг, но этот миг был из тех, что останется между ними навсегда, до тех пор, пока хоть один из них жив. Утренняя мгла свертывалась над рекой, точно древесная стружка.
– Миранда, – позвал он и, когда она повернулась, бросил ей пистолет.
Она его поймала – рефлекторно, обеими руками.
Он думал о том, что еще сказать. Ему хотелось объяснить, что это означало – знать ее; сказать, как он, сам неведая почему, тревожился каждый раз, когда не видел ее по несколько