к себе притихшего ребенка.
«Так вот отчего в его глазах была такая боль!» – поняла она, вспомнив взгляд отца Кирилла.
А тот как раз входил в комнату, ведя за руку мальчика постарше – лет трех.
Присев перед ними на корточки, Мария устроила Олесика на колене и спросила, обращаясь уже к старшему мальчику:
– А это кто у нас?
– А это – Илья Кириллович, – ответил отец Кирилл, поворачивая Илью лицом к Марии.
Мальчик внимательно посмотрел на нее пронзительными отцовскими глазами, а потом придвинулся к ней совсем близко и спросил:
– Тётя, а мы с тобой на Камышинку пойдем?
Мария растерянно посмотрела на отца Кирилла.
– Это наша речка, – подсказал тот.
– Ну, если папа разрешит… – осторожно ответила Мария, и глянула на отца Кирилла, стараясь понять, как тот отнесся к такому мирскому званию из ее уст.
Илья молча поднял умоляющий взгляд на отца и дернул его за рясу.
Отец Кирилл посмотрел на Марию.
– Я – с удовольствием! – поспешила заверить его она.
– А вы никуда не торопитесь? – спросил он и, видимо, испугавшись, что она подумает, что он ее гонит, быстро поправился: – Я имею в виду, что у вас могут быть более важные дела, чем заниматься моими детьми.
– Отец Кирилл, – впервые обратившись к нему по имени, сказала Мария, – я никуда не тороплюсь, и с удовольствием схожу с вашими мальчиками на Камышинку. Только вы расскажите, как туда дойти.
– А Илья дорогу хорошо знает, – ответил он, – да и я вам, пожалуй, компанию, составлю.
– Батюшка! – раздался вдруг голос Матрены Евлампиевны. – Может, лучше я схожу с ними? – и она посмотрела в глаза отца Кирилла предупреждающим взглядом.
Тот вздохнул и, почему-то виновато отводя глаза, сказал:
– Да, так будет лучше…
Мария недоумевающе посмотрела на него.
– Здесь – деревня… – коротко пояснил он ей.
Она поняла, что он имел в виду, и слегка покраснев, отвела от него смущенный взгляд.
«Даже священникам здесь нужно блюсти свою репутацию… или тем более священникам… – подумала она. – Он же вдовец, могут пойти разные разговоры из-за меня…».
Эта неожиданная мысль заставила ее взглянуть на отца Кирилла совсем другим, новым, взглядом. Она вдруг увидела в нем не только священнослужителя, но и мужчину – статного, сильного, молодого (ему едва ли было больше тридцати), до времени скрытого от нее целомудренностью облачения и традицией, настолько возносящей над обычными мирскими мужчинами священников, что те почти переставали восприниматься таковыми, превращаясь в некий отдельно стоящий род человеческих существ.
И теперь, глядя в глаза отца Кирилла, она видела глаза обыкновенного живого человека, с такими же, как у нее, чувствами и чаяниями. Ликующего в радости и страдающего в горе… Она вдруг осознала, что строгие иконоподобные черты его лица, которые ее так поразили, когда она впервые увидела отца Кирилла, уже не пугают ее – они смягчались, освещаясь доброй человеческой