правят… люди?
«Прямо передача „Тайны мира с Анной Чапман“», – подумала Старрайзе.
– Но я, в общем, не говорил, что мы хотим править. Мы просто не хотим, чтобы нас пасли… и иногда ели. Это не очень приятно. Живёшь и живёшь. И вдруг – тебя режут и едят.
– И самое главное, не свои же братья люди, – не смогла сдержаться, чтобы не поддакнуть Старрайзе.
Циатра вздохнул.
– То есть, если я скажу, что мы просто хотим свободы для людей, вы мне не очень поверите.
– Нет. Не очень…
– Ладно. Оставим. А что если я скажу, что мы не хотим допустить Орден в другие миры? Ведь там они тоже попытаются править.
– Это интересно… и как же они могут проникнуть в эти миры? А главное – как вы можете попытаться им помешать?
– Проникнуть они могут попытаться с помощью Джокеров. Только Джокер может дать своему избраннику способность протащить в другой мир ещё кого-то, кого в том мире до этого не было. А помешать им… помешать им можно, только не позволив найти и захватить носителей этих карт. Кстати. Они уже пытались это сделать. В результате несколько Джокеров погибло. Мы не знаем, как это произошло и почему. Или Джокеры отказывались с ними работать и были запытаны до смерти… Или просто фокус не удался. Всё, что мы можем – это хранить найденного Джокера от Ордена.
Старрайзе содрогнулась. Она вспомнила девушку-привидение, явление которой и послужило толчком к её побегу из замка Ордена. Она отставила тарелку и, подняв глаза на Циатру, тихо спросила:
– Я влипла, да?
– Вы удивительно точно описали свою ситуацию. И очень лаконично.
Когда Циатра встал и поклонился ей, не убирая с лица улыбки, Старрайзе почувствовала, что сейчас больше всего хочет заехать по этой самой улыбке. Но сдержалась.
Чёрный волк в минуту взлетел на высокий холм. Он повёл лобастой головой и принюхался к воздуху. Потом поднял вверх голову и завыл. Это был большой волк с мощными челюстями и не знающими устали ногами. А ещё с разумом. Конечно, мозг волка чуть портил психику существа, создавшего это тело точно так же, как другие шьют одежду. Но… Хейнтайллю даже нравилось ощущать не свойственные ему в другом обличье чувства. Ярость, гнев, подчас – желание вцепиться кому-нибудь в глотку и рвать, рвать… иначе зачем такие шикарные челюсти? Вот и сейчас гнев ослеплял. И попадись кто Хейнтайллю, он бы вцепился в горло, не задумываясь. Он вновь склонил голову набок и снова принюхался. Когда он искал что-то, он часто совершал это движение, подсмотренное им у хищников. Хотя, конечно, то чувство, которое помогало Хейнтайллю находить что-то, не имело никакого отношения к обонянию. Он фыркнул, буквально выплёвывая свежий ночной воздух. Отсюда, с холма, он видел город. Один из городов мира, который когда-то создал с братьями. Были ещё города, они тянулись по всему континенту от южного Реетта, до северного, покрытого снегами Льятта. От западного Праги, до восточного Артариссы. А дальше… дальше тоже была земля, которая постепенно сходила на нет, уходила в пустоту межвременья и междумирья, словно в молоко. И были ещё миры. Такие же, как этот. Созданные их