две буханки хлеба по восемнадцать девяносто. – Опять хлебушек подорожал.
Взгляд Василия Петровича испуганно метался по ценникам, тренированно цепляясь за желтые ярлыки. Мозг не находил достойного варианта для траты оставшегося лимита. Мелькнула шальная мысль купить бутылку водки, махом исчерпав деньги, но сама себя устыдилась и бесследно испарилась, будто никогда и не возникала.
«А если круп?». Крупы были дороги. Масло – тоже. Василий Петрович с досадой хлопнул себя по лбу и кинулся к витрине мясных полуфабрикатов. Здесь Фортуна наконец-то игриво подмигнула ему: фарш «Сельский» был с пятнадцати процентной скидкой.
– Мне сельского, – не веря своему счастью, выпалил Василий Петрович. – Двести, нет! – почувствовал себя гусаром, купающим коня в шампанском. – Триста грамм!
Усталая продавщица флегматично отвесила триста грамм фарша, налепила ценник и вручила покупку Василию Петровичу. Василий Петрович двинулся по маршруту дальше, размышляя, что еще полезного и дешевого можно прикупить. Мыло – не портится, но дорого; стиральный порошок – и тоже дорого. Василий Петрович прихватил маленький кочанчик капусты и дешевого псевдо-куриного рулета. Вновь пересчитал стоимость покупок. Черт побери! Проклятая сумма все не выбиралась, словно заколдованная.
Порыскал по магазину: бросил в тележку пакет со свиной шкуркой – дешево и сердито. Можно посолить или пожарить с картошкой или в укропный суп для навара добавить. Полезнейшая штука: некоторые даже обувь такой шкуркой умудряются натирать для блеска и водоотталкивания. Ободренный собственной хозяйственностью, Василий Петрович схватил еще пару пакетов и с торжеством опустил в тележку. Неплохо затарился, но… но все еще не триста. Что делать? Хлеба набрать и сухарей впрок насушить? Так нет больше дешевого хлеба, последние две буханки с полки забрал. Шкурки? Насолить пару-тройку трехлитровых банок и есть до весны. Так ведь жена не поймет, а деньги, будь они неладны, все-таки ее.
Размышляя, мимоходом отправил к покупкам пакетик черного перца-горошка и пакетик лаврового листа. Для жиденькой гороховой похлебки, которой Василий Петрович лакомился по праздникам – самое то. Остатки средств добрал солью: она не портится, а нужна всегда и дорожает при любом катаклизме или биржевой панике. Едва не завопил от радости, увидав на кассе итог: триста десять рублей двадцать копеек.
– Есть еще порох в пороховницах, – посмеивался, таща тяжеленые (из-за соли) пакеты-майки, усиленные многими слоями принесенного с работы скотча. – Я еще ого-го!
Ввалился в квартиру.
– Потратил! Купил!
Отнес пакеты на кухню, зашел в зал к лежащей на диване с ноутбуком супруге.
– Все сделал?
– Все! – начал выкладывать на стол лекарства и чеки. – Вот «Бранолинд», вот мазь, вот валидол, вот за харчи чек.
– Молодец. Возьми с полки творожок.
– Вот чек, что пополнил, вот запрос баланса.
– Какой еще запрос? – жена подняла глаза