Скальди…
Старая Бюрн в это время мокрой тряпкой протирала руки и лицо больного чужака.
У него началась лихорадка, и в последние дни держался жар. Бюрн пыталась сгонять его, остужая холодной водой. Мать Ингигерды тоже так делала, когда Висмунд болел простудой, и у него был жар. Все матери одинаковые. Хотя Бюрн совсем не мать ему, и он, наверное, даже не замечает её.
– Госпожа, откуда имя собаки знаешь?
Ингигерда вздрогнула и повернулась к рабыне.
– Он сказал…
Седые брови старухи вскинулись от удивления.
– Он – сам? – Ингигерда кивнула головой. – Он сам с тобой говорил? Да?
– Да. Ещё он сказал, что его зовут Арн…
– Арн? – Бюрн озадаченно смотрела в лицо больного, что-то шепча по-стариковски, жалуясь или просто думая вслух.
Наверное, ей было обидно, ведь она сколько возится с ним, а заговорил он совсем не с ней, а с той, что приходит сюда только ради собаки.
– Арн… – повторила рабыня. – Ну, Арн, так Арн.
Бюрн отыскала в соломе глиняную чашку с медовой водой, она варила её на каких-то травах, принялась поить больного чужака с ложки. Он мало что понимал, да и был ли в сознании, но воду проглатывал.
– Господин сегодня спрашивал, что с ним, и будет ли он жить.
– И что ты ответила? – Ингигерда, поглаживая собаку, смотрела на старую рабыню, следила за её руками.
– А что я могла сказать? Сказала, что не знаю. Оно ведь и так непонятно, будет он жить, не будет… Кто же знает? – Бюрн вздохнула, набирая очередную ложку питья. – Есть он ничего не ест, не разговаривает, в сознание не приходит… Чего от него ждать? Если и поднимется, то будет ли в рассудке? Злые духи захватили его память, поселились в нём… Добро и зло ведут борьбу в нём, кто кого одолеет ещё… Останется не от мира сего…
И тут со двора закричали:
– Бюрн? Бюрн, где ты? – Ингигерда узнала голос матери. – Куда запропастилась эта старая… – Голос Гейрид потонул в двором шуме.
Старая Бюрн вскочила на ноги, сунула чашку с ложкой в руки Ингигерды:
– Госпожа зовёт, допои его сама, молодая госпожа…
Она проводила рабыню удивлёнными глазами, перевела взгляд на медовый отвар в чашке. И что? Ей, что ли, поить его? Ещё чего!
Поглядела в лицо этого Арна исподлобья.
Длинные светлые волосы разметались по сторонам влажными прядями. Глаза закрыты, лишь веки подрагивают, словно сейчас он видит сон, скорее, кошмар. Щёки заросли за время болезни, брить его некому. На скулах румянец болезни, а на лбу крохотные капельки пота.
– Арн… – негромко произнесла Ингигерда, словно пробуя имя его на вкус. Что за имя? Странное имя.
Набрала полную ложку отвара и поднесла к губам больного Арна. Он сглотнул, даже глаз не открыв. Ингигерда набрала вторую и третью. Руки действовали сами, задумавшись, Ингигерда даже смотрела в сторону, на солому или на дремлющую овчарку. Добирая последнее в миске, она перевела глаза на ложку и замерла, заметив краем глаза, что Арн этот смотрит на неё.
Ингигерда