про тюрьму и играли в слова – больше на Петрах заняться было нечем.
Возвращение на централ
По истечении десяти дней меня и Хаттаба повезли обратно на пятый централ. Шульцген и Тито (подельник Шульцгена по убийству) пока остались в ИВС. Поднявшись со сборки на корпус, я вернулся в ту же камеру, из которой вывозили по сезону.
В хате появился новенькие: скинхед по погонялу Топор и земляк с моего района, сидевший за кражу. Топор своё погоняло получил за совершённую делюгу. Он зарубил знакомого мужика за долги, подловив его около дома. На груди у Топора была наколота свастика, как в фильме «Американская история Икс», а на ногах мотоцикл «чоппер» и имперский орёл с герба Третьего Рейха. На свободе земляка я не знал, но у нас оказалось много общих знакомых. Он сидел второй раз, был осуждён и ждал этапа на зону.
Первым делом после возвращения в камеру я сел писать письмо домой. Индекса не знал, но мне подсказали общемосковский. Первое письмо вышло коротким и по-детски наивным. Пугать родителей не хотелось, да и писать всё открыто было нельзя, каждое письмо проверял тюремный цензор из администрации. Я понимал, что пытки на Петрах лишь начало и теперь меня не оставят в покое.
Написанное письмо процитирую здесь, орфографию и пунктуацию оставил без изменений.
«Здравствуйте дорогие родители!
У меня все хорошо. Как у вас? У меня на хате 8 человек (один парень с района). Почему не присылаете передачки? Уже курить и пожрать по нормальному хочется.
Из пожрать привезите какой-нибудь колбасы, хлеб тут дают. Из сигарет желательно парЫ блоков Явы красной в мягкой упаковке, или Примы… (далее идёт перечёркнутое предложение, объясняющее такой выбор. В нём я написал, что у них и так из-за меня нет денег. Потом решил, что это будет выглядеть жалостливо и зачеркнул написанное так, что текст невозможно разобрать) … Вы главное не нервничайте и в письме ответном напишите наш индекс и дату суда если уже знаете.
Скучаю, увидимся на суде
Ваш сын.».
Сейчас и смешно, и грустно читать это письмо. Осознаёшь, что хоть в те года во многих вещах размышлял по-взрослому, но всё же оставался подростком.
Заголовок в письме я подчеркнул одной линией, что случайно увидел парняга, сидевший рядом за дубком.
– В тюрьме ничего впустую не подчёркивается, – сказал он. – Одной прямой чертой подчёркивается людское, двумя – воровское, тремя – святое! Волнистой – мусорское!
Подчёркивания использовались в малявах, курсовых, поисковых, обращениях, прогонах, в общем, в любых письменных средствах связи между арестантами. Например, «людская», то есть порядочная с точки зрения воровских понятий, хата подчёркивалась одной прямой чертой. Вор двумя прямыми, сука или легавый волнистой линией.
Пока я писал письмо, один из сокамерников колол другому наколку на пальце. На малолетке самопальная машинка для нанесения партаков была редкостью, так как сложно было достать моторчик. Поэтому все наколки делали в основном вручную, першнёй. Першня изготавливалась различными