или на горке, и куда приходила кататься на санках или коньках.
Здороваясь с ней, или кивая, он каждый раз пытливо глядел на неё и всё доверчивей улыбался. И видя его искреннюю и сердечную улыбку, она также тепло улыбалась ему в ответ.
Потом они долго не виделись, и она вдруг поймала себя на мысли, что вспоминает его чаще, чем следовало и даже иногда на прогулке выискивает его глазами в толпе прохожих. Она стала думать о том, что с ней происходит, и вывод, к которому неожиданно пришла, – ей совсем не понравилось. Однако изменить что- либо, она уже не могла, даже если бы захотела. А она и не хотела.
В марте они снова увиделись. Он подошел и заговорил с Иваном Кузьмичом о делах на заводе, и сделал ей комплимент, что она как всегда прекрасно выглядит. И она заметила, как неприязненно блеснули при этих словах глаза Ивана. Но дома он ничего ей не сказал.
В конце марта между ней и мужем, вспыхнула ужасная ссора из-за его любовных похождений. К их дому неожиданно пожаловала его любовница Сытова Варвара. И хотя Ольга приревновала мужа, к своему стыду она вдруг обнаружила, что испытывает в душе какое-то странное и мстительное торжество, зная, что и у неё теперь появился тайный поклонник, о котором муж даже не подозревает. И всё же она относилась ко всему происходящему с ней легкомысленно, пока в одну из ночей не проснулась потому, что ей приснился Гиммер, и она чуть не сгорела со стыда из-за того, что увидела во сне. И в тот же миг с ее глаз будто упала пелена. Лежа в темноте и пытаясь разглядеть за окном скудный московский рассвет, она с нежностью перебирала в памяти обрывки своего сна и думала о том, что Гиммер вошел в ее жизнь и навсегда поселился в ее сердце. Отчего-то ей тогда пришло в голову сравнить себя с крохотной песчинкой, которая по неизведанным причинам оказалась одна в бурной реке и теперь несётся к краю пропасти, сносимая неукротимым и бешенным потоком.
После такого открытия она дала себе слово больше не думать о нём, но не могла и все равно продолжала думать. Иногда среди ночи, после того, как Иван, утолив свой естественный мужской голод, мирно засыпал у неё на плече, обхватив ее своей горячей и крепкой рукой и могуче храпя на весь дом, она осторожно вылезала из-под этой руки, отодвигалась от него и отворачивалась к стене, и с нежной грустью погружалась в свои мысли о Якове Михайловиче. Их случайные короткие встречи казались теперь ей вспышками молний среди грозы.
Якову Михайловичу же сразу стало понятно, что между ним и понравившейся ему с первого же взгляда женой фабриканта промелькнула та самая божественная искра, которая никак не попадает под определение банальной симпатии между мужчиной и женщиной. Но его любимая женщина была чужой женой и имела двоих детей. А муж её был директор на заводе, на котором он успешно служил.
И Яков Михайлович, и Ольга Андреевна уже давно перешагнули тот невидимый порог житейской зрелости и мудрости, когда сразу же ясно и четко осознаёшь смысл любого жизненного явления, с которым приходится сталкиваться. Оба они понимали, что именно неуклонно и неотвратимо надвигается на них. И оба догадывались,