сотрудники полпредства, в частности, секретарь полпреда Наталья Смирнова со своей дочерью, которой было не больше восьми лет. Мы сразу же крепко подружились. Наталья, уроженка Воронежа, была блондинкой с добрым, очаровательно близоруким взглядом. К моменту нашего знакомства ей только исполнилось двадцать восемь лет. Мы быстро сблизились еще и потому, что она пребывала в некоторой изоляции от коллектива: ее отношения с полпредом вызывали подозрения у коллег, опасавшихся, что Наталья может ему на них донести. Тогда я еще не знала, что доносительство стало в новой России страшным злом, с которым мне, к сожалению, суждено будет многократно столкнуться в будущем. Наталья приехала из советского полпредства в Осло. По-норвежски она говорила так же великолепно, как и по-французски. Благодаря ей я не чувствовала себя одинокой на рю Гренель.
А вот с другими обитателями этажа, Ершовым и его женой, мне не привелось завязать столь же приятное знакомство. Ершов служил ночным охранником, а его жена, полная блондинка с пучком на затылке, работала домашней прислугой. Она не говорила ни слова по-французски, и для меня это было прекрасным поводом не заходить к ней. При встречах мы только раскланивались друг с другом. Если Ершова была просто несимпатична, то ее муж внушал мне настоящий страх. Этот блондин с блуждающим взглядом всегда выглядел так, будто кого-то выслеживает. Однажды, зная, что я одна, он вошел без стука, внимательно осмотрелся вокруг, как будто искал что-то, и вышел, не сказав ни слова. Ершов вполне прилично говорил по-французски, и я не постеснялась высказать ему, что думаю о его поступке, но он, похоже, не слушал и никак не отреагировал на мои слова. Я сообщила Алексею о хамстве Ершова, но, к моему изумлению, Трефилов лишь пожал плечами и не сделал ничего, чтобы положить конец столь оскорбительному поведению. Думаю, именно с этого момента я начала испытывать некоторое чувство дискомфорта. В первый раз я поняла, что русские живут в соответствии с чуждыми мне правилами и я ничего не смогу с этим поделать. Наталья, выслушав мой рассказ об инциденте с Ершовым, посоветовала мне проявлять осторожность. Эта единодушная пассивность привела меня в замешательство. Наталья не могла сказать о том, что Ершов был сотрудником ГПУ[9], об этом я узнала уже в Москве.
Работники полпредства, с которыми я поддерживала дружеские отношения, удивлялись отсутствию у меня интереса к событиям в СССР. Но в то время женщины, особенно моего положения, совершенно не занимались политикой (им еще не скоро предстояло получить право голоса). Трефилов[10], как и его друзья, заходившие к нам в гости, ничего мне не рассказывали о России. На все мои вопросы он отвечал одинаково:
– Сама увидишь, когда там будешь.
И мне действительно предстояло со временем самой все увидеть. С какого-то момента я стала обращать внимание на то, что все знакомые советские граждане (возможно, за исключением Алексея) не испытывали особого желания вернуться на родину. Я скажу неправду, если стану утверждать, что меня совсем не беспокоило