инструменты и мебель в соседнюю каморку.
– А зачем мы вообще их убираем? – спрашиваю я.
– Для порядку, – говорит он, затаскивая в захламлённое помещение стойку для пианино. – Бывали случаи, когда мы резко снимались с места и летели выступать. Так что лучше, когда всё надёжно закреплено. Нет-нет, это в чехол сначала.
Я стою с пианино в руках. Тяжёленькое. Дрант помогает надеть чехол, поставить в углу и прикрутить лямками к кронштейнам на стене.
– Вы молодец, – говорит Дрант, снова снимая кепочку и почёсывая плешь. – Первый раз вижу человека, который так быстро учится. К концу дня, мне кажется, вы не хуже Шмеда играли.
– Сам удивляюсь, – честно говорю я. – В последнее время у меня с памятью что-то нереальное творится.
– Сэм! – слышу я голос Аньелы. – Я ухожу.
– Да-да! – отвечаю я.
– Удачи, – Дрант протягивает руку.
Я пожимаю.
– До свидания.
Аньела ждёт у выхода, держа сумку двумя руками перед собой.
– Все уже разбежались? – спрашиваю я.
– Да, – подтверждает она. – Сумку возьмите. Вы меня удивили сегодня. Вы очень интересный человек.
Она смотрит пристально мне в глаза, потом отворачивается. Мне приятно от неё это слышать, и я ощущаю в груди странное тепло. Мы движемся к мотолёту.
– Спасибо за отличный день, – говорю я. – Давно мне не было так здорово.
Она останавливается, глядя вдаль, в сторону фонарей.
– Значит, вы не почувствовали…
– Что?
Она снова поворачивается ко мне, и я понимаю, что она – очень бледная. Глаза распахнуты ещё шире, чем обычно.
– Мне было жутко сегодня. Весь день. И я так рада, что завтра мы решили устроить выходной. Собственно, я решила. Потому что я больше не могу это выносить. Это иррациональный, животный страх.
– Я совсем не заметил, – признаюсь я. – Вы так хорошо пели, играли, смеялись…
– Я привыкла делать вид, что у меня всё хорошо. Ещё с детства. На публике, конечно.
– Значит, я – не публика? – я немного удивляюсь. – Мы же совсем не знакомы.
– Вы – доверенный человек, – говорит она. – Мне просто необходимо на кого-то положиться.
– А Пучик?
Мы подходим к мотолёту, она садится верхом, я за ней. Она не отвечает на мой вопрос, а просто включает поле. Мы взлетаем и несёмся по вечерним улицам, ещё быстрее и безумнее, чем утром. Мне становится страшновато.
– Аньела, не надо так гнать! – кричу я сквозь ветер и её бьющиеся волосы, но она будто бы не слышит.
Впрочем, мы прилетели. Она практически врезается мотолётом в парковочное место, издавая скрежет. К моему горлу подкатывает тошнота. Она выключает поле. Я слезаю.
– Простите, – говорит она, глядя мне в глаза. – Эта гонка меня немного встряхивает. Так что вы думаете?
– О чём?
– О том, что я рассказывала вам утром.
– Пока не знаю, – отвечаю я. – А почему вы спрашивали про время? Почему вы думаете, что эти ваши страхи связаны с путешествиями во времени?
– Мне