Оно словно обнимало меня. Мариша. Сладкое, с особенными нотками послевкусия, после того как его произнесешь. Мне хотелось узнать о ней все, узнать ее. Но спрашивать было некого, я был шапочно знаком с населением соседских дворов. И потому исподволь, насколько был способен, как бы издалека, делая вид, что мне это вообще неинтересно, я поинтересовался у бабушки, которая, разумеется, знала всех и вся в районе, не то что на соседней улице. Оказалось, что Машка (а бабуля иначе ее не называла) старше меня на шесть лет, чего я, конечно же, не мог ни почувствовать, ни увидеть. Что родителишки у нее сидят. И отчишка, и матерешка, а она живет с бабкой, которая глухая, – а эта малолетняя курва уже водит парней и пьет с ними.
«Ничего, ее уже постановили на учет в милицию. Даст Бог, посадят! – сказала бабка и, посмотрев на меня довольно пристально, закончила: – Ты на ту сторону не ходи, там народишко поганый. А с ей даже и не вздумай якшаться. Она тебе не ровня ни по возрасту, ни по чему. Все, кто с ей якшается, все на учете в детской комнате состоят, под присмотром. И все загремят в тюрягу, вот увидишь!»
Ночью мне привиделся сон. Гигантские качели, увитые цветами, как в индийском кино. Мариша стоит на качельной доске, тоже вся увешанная гирляндами. Я, почему-то высокий, стройный и с черными усами, подхожу к качелям и начинаю их раскачивать. Мариша подлетает все выше и выше, и чем сильнее я отталкиваю от себя качели, тем дальше и выше взлетает Мариша. И платье ее, превратившись в цветочный бутон, вдруг облетает от порыва ветра, лепестки рассыпаются, разгоняемые ее обнажившимся, прекрасным, загорелым, смуглым телом. Девчонки вдруг высыпали из калитки и, крича: «Мариша, беги!», кинулись врассыпную. За ними строем шли милиционеры в галифе, фуражках и с пистолетами в руках. Какой-то уродливый пацан в грязной синей майке, на которой почему-то висела медаль «За отвагу на пожаре», поправил перебинтованное отитное ухо, потом, как Иуда на картинке, подло подбежал трусцой к милиционеру и, показав грязным пальцем на качели, прокричал: «Вот она!» Милиция окружила качели, но я так сильно толкнул их, так далеко от себя, что взлетевшая выше дерева Мариша вдруг оторвалась от качелей и полетела. Расправив руки, как птица расправляет крылья. Гирлянды цветов срывались с ее талии, шеи, головы. Она была совершенно обнаженной и свободной. Милиционеры, задрав головы, с которых падали фуражки, разинув рты, стояли, как и вся детвора, вокруг и держали черные пистолеты в руках. Я тоже смотрел в небо, но нестерпимо-яркий свет резал и щекотал глаза… Я проснулся. Солнышко из открытого окна будило меня своими горячими лучами. А глаза почему-то были мокрыми.
Бабуля отправила меня домой. Я с огромной неохотой собрался и отбыл, получив пять копеек на автобусный билет. Однако заручился обещанием, что через неделю или при первой возможности баба приедет за мной и привезет погостить. И тогда я наберусь смелости и познакомлюсь с Маришей. Мало ли что о ней говорят! Люди есть люди, и зачастую верить им не стоит.
Бабушка приехала дней через десять. Возилась