ее, он велел ей сесть, и она сквозь ночную рубашку почувствовала его горячее дыхание и прикосновение волосатых ушей. «Кашляни, – говорил он. – Не так громко. Хорошо. Теперь другую сторону». Она смотрела на него сверху и узнавала широкий затылок, завитки рыжих волос и розовую лысину того самого человека, который в Безевале сидел за роялем возле ее мамы. С этого времени многое в разговорах Эжени с няней стало ей понятным. Она узнала, что по вечерам, когда она спит, а господин Эрпен находится в клубе, к маме приезжает доктор и они музицируют. Дениза никак не могла понять, что плохого в том, что маме аккомпанирует доктор, однако замечала, что все говорят об этом, что «мадемуазель» маленьких Кенэ пересмеивается с няней и что из-за этих посещений ее папа, мама и она сама становятся для всего города предметом насмешек и пересудов. Она помрачнела и стала говорить, что не хочет видеться с другими девочками.
Когда наступила зима, госпожа Эрпен купила дочерям каракулевые шубки с горностаевыми воротниками. По воскресеньям они ходили в них в церковь. Бебе шла теперь самостоятельно, и ее звали уже не Бебе, а Сюзанной. Церковный приход Эрпенов назывался «Непорочное зачатие», для Денизы это превращалось в «Непрочатие» – в слово непостижимое и священное. Воскресная месса, наводившая на ее сестер скуку, была для нее минутами блаженства, прежде всего потому, что она молилась и твердо надеялась, что Боженька услышит ее молитвы, а также и потому, что ей нравился орган, наполнявший храм могучими волнами звуков; они пронизывали ее, укачивали и иной раз возносили до небес. Органиста звали господин Турнемин; то был седобородый старик, превосходный музыкант.
Папа ходил в церковь редко. При выходе из храма они каждое воскресенье встречали доктора Герена. Люди здоровались с ним, но он делал вид, будто любуется скульптурой фасада, и избегал вступать с кем-либо в разговор. Дениза еще издали замечала его бежевое пальто, котелок, из-под которого виднелись рыжие волосы, и золотые очки. Он восклицал, притворяясь крайне удивленным: «Вот как? Госпожа Эрпен! Как здоровье девочек?» Мама говорила: «Поздоровайтесь с доктором». Сначала две младшие исполняли это распоряжение, но когда они заметили, что Дениза не слушается и прячет ручку в муфту, они решили следовать ее примеру. Мама несколько раз грозилась наказать их. «Занятные, милые крошки», – примирительно говорил доктор.
Как-то в декабре, в воскресенье, доктор Герен приехал на улицу Карно к завтраку, а потом Денизу позвали в гостиную, чтобы она сыграла что-нибудь в его присутствии. Мама спела арию из «Ифигении»[12], и Дениза аккомпанировала ей.
Доктор сказал:
– У малютки удивительные способности. Напрасно вы вверили ее женщине, которая совсем не понимает музыки… Хотите, я поговорю со своим другом Турнемином?
Голос у него был ласковый и властный. Он говорил: «Она должна заниматься не только роялем, но также и сольфеджио, и музыкальным диктантом» – совсем так же, как говорил: «Давайте ей на ночь четверть таблетки аспирина, не