чтобы многосторонне обозначить нестандартный характер.
Мотивировка разочарованности Онегина в светской жизни отнюдь не менее туманна, чем и разочарованности Пленника. Фактически читатель сам пробует объяснить Онегина: условия его воспитания и бытия действительно позволяют понять в нем многое, кроме важнейшего — причины его хандры; в первой главе она романтически не мотивирована.
Об Онегине мы получаем представление преимущественно по описаниям того, чем он занят, какие предметы его окружают. Второй содержательно важный источник — система оценок и суждений из уст приятеля-поэта. Одно с другим связано пока еще не слишком органично.
Главная причина онегинской хандры по первому решению (входившему в первоначальный замысел!) — это немотивированная, неожиданная в молодом человеке «преждевременная старость души». Однако обертонами идет целая серия попутных, дополнительных замечаний, которые создают о герое существенно иное впечатление.
Понимание ряда эпизодов зависит от читательских акцентов. Вот авторское свидетельство: «Как он умел казаться новым, / Шутя невинность изумлять…» Названное действо предполагает определенный опыт, формируемый временем. Еще резче: «Как рано мог уж он тревожить / Сердца кокеток записных!» Подчеркнем в этой фразе «кокеток записных» — и вновь получаем отсылку к существенному жизненному опыту героя. Правда, строго говоря, в авторской логике больше оснований подчеркнуть «Как рано…»: выясняется, что Онегин пользуется не благоприобретенным опытом, а своим природным даром, «счастливым талантом». И все-таки несмотря на то, что в авторской логике эпизод должен прочитываться как преуспеяние в «науке страсти нежной» со стороны талантливого новичка, обертоны, побочные мотивы повествования не теряют своего значения, они накапливаются и готовят контрастную мотивировку: онегинская хандра — результат неспешного опыта, пресыщенности.
Авторские замечания не отвергают эту версию, а работают на нее. Похождений героя оказывается много: они предполагают трату времени. И хандра овладевает героем не вдруг, не внезапно, а «понемногу».
И поэт идет на прямое уточнение! Он пишет: «Измены утомить успели; / Друзья и дружба надоели…» А ведь это принципиально иная мотивировка хандры героя — указание на пресыщенность.
В свете молодости героя эти мельком брошенные замечания нельзя не признать курьезными. Пресыщенность наступает внезапно, фактически в те же осьмнадцать лет, когда Онегин оказался «на свободе», для пресыщенности просто никакого времени нет. На поверку авторское суждение оказывается перспективным и становится основой реалистической мотивировки эволюции героя, что и будет развито, но много позже — в четвертой главе.
Таков «онегинский» вариант использования стилевого приема альтернативного мышления: преждевременная старость души — или пресыщенность. Он виртуозен, гибок, широк, поучителен и как литературный прием, и как путь познания человека.