отвернулись, а он, не торопясь, закрыл широкой ладонью рот и нос. Несчастный начал было дергаться, но Дэвис терпеливо ждал, пока жертва не перестала сучить пятками по полу.
– Добро пожаловать в Бартелеми, ребятки, – Дэвис внимательно глянул на нас и неожиданно подмигнул. Его помощники взвалили труп на петушиные тушки. – Понравилось представление? Имейте в виду: каждую вторую неделю собачьи бои, а каждую третью – негритянские.
Наконец нам удалось протолкаться к выходу. Последнее, что мы заметили, – один из слуг Дэвиса кончиком ножа выкорчевывал изо рта покойника золотой зуб.
Никто не возражал.
В ту ночь я долго не мог заснуть. Не только из-за жары и укусов неизвестных насекомых, в изобилии летающих и ползающих в нашей каморке. У этих тварей, казалось, и в мыслях не было ничего другого, чем цапнуть меня в незащищенное место.
Здесь, в этом диком и, честно говоря, страшноватом городе, тоска по Линнее Шарлотте была почти невыносимой.
На следующий утро мы пошли искать Сэмюеля Фальберга. Это оказалось делом нетрудным – мы застали его дома в превосходном настроении. Он только что позавтракал и любезно предложил нам остатки кофе.
Мы разговорились. Фальбергу на вид лет тридцать-сорок, но он совершенно не растерял юношескую живость. Оказалось, медицинская наука вовсе не исчерпывала его богатых и разнообразных знаний островной жизни. Он прибыл сюда одним из первых шведов-колонистов на «Спренгтпортене»[10] – почти сразу после покупки острова у французов, и даже принимал участие в строительстве и планировке города.
– Хвастаться особенно нечем, сами видите, – подытожил доктор короткое вступление. – Здесь в движении такие, знаете ли, силы… ни лотом, ни линейкой не измерить.
Я решился и рассказал про виденную накануне сцену в таверне.
– В пабе, – поправил меня Фальберг с усмешкой. – Ничего удивительного… Пойдемте, мне надо навестить кое-кого из пациентов. Буду рассказывать по дороге.
Мы вышли на улицу, и он несколько раз помахал ладонью у лица, будто старался отогнать раскаленный воздух.
– Когда мы, пионеры, прибыли сюда, остров был почти необитаемым. Чтобы первая в шведской истории колония приносила хоть какой-то доход, ее нужно было заселять как можно быстрее. Объявили, что отныне остров принадлежит шведскому королевству и, само собой, подчиняется шведским и только шведским законам. И что же за этим последовало? А вот что: все, кто скрывался от карающей руки правосудия в других странах, получили шанс на новую сдачу из новой колоды. Воры, пираты и убийцы прибывали сюда en masse. Воры, пираты и убийцы – вот три кита, на которых покоится наш остров. Тому, кто хотя бы примерно знает, как перевязать рану и вправить вывих, работы здесь по горло. И кого мне за это благодарить? Дьявола?
Я с трудом улучил момент, чтобы вклиниться в его монолог, и рассказал, что слышал его имя еще дома, в Тре Русур, – от домашнего учителя.