не заметить, что он всю неделю избегал смотреть ей в глаза. Но его признание будет, пожалуй, хуже всего того, что она успела себе навоображать.
Он ни с кем не разговаривал после ссоры с Гризельдой, Элфриком и Элис. Никто даже не знал, что его дверь погибла. Мерфину очень хотелось с кем-нибудь поделиться, но он сдерживался. С родителями откровенничать не было смысла: мать примется рассуждать, что да как, а отец лишь посоветует быть мужчиной. Конечно, можно было бы потолковать с братом, но после той драки с Вулфриком их отношения стали прохладнее. Мерфин считал, что Ральф повел себя недостойно, и брат это знал.
Признаваться Керис в допущенной глупости было страшно. На мгновение Мерфин задумался, в чем причина этого страха. Он вовсе не боялся того, что она может сделать, когда узнает правду. С Керис станется облить его презрением – в этом она, без сомнения, хороша, – но вряд ли скажет что-то такое, чего он сам не внушал бы себе всю неделю.
Он вдруг понял, что боится сделать ей больно. Мерфин мог стерпеть ее гнев, но причинять ей страдания было для него невыносимо.
– Ты еще любишь меня?
Юноша не ожидал такого вопроса, но ответил сразу:
– Да.
– Я тоже тебя люблю. Со всем остальным мы справимся вместе.
Как бы он хотел, чтобы Керис оказалась права. На глазах выступили слезы сожаления, и Мерфин отвернулся, чтобы Керис ничего не заметила. По мосту брела многолюдная толпа, следуя за медленно двигавшейся повозкой; ну да, Полоумную Нелл гнали кнутом к перекрестку Висельников в Новом городе. Мост и без того запрудили отъезжающие торговцы со своими повозками, и давка была неизбежна.
– Что случилось? Ты плачешь?
– Я был с Гризельдой, – резко сказал он.
Керис разинула рот.
– С Гризельдой? – с сомнением переспросила она.
– Мне очень стыдно.
– Я-то думала, с Элизабет Клерк.
– Она слишком гордая, чтобы предлагать себя.
Тут Керис задала вопрос, который смутил Мерфина:
– А, так ты пошел бы с нею, если бы она предложила?
– Я не это имел в виду!
– Гризельда! Пресвятая Дева Мария, я думала, что достойна большего.
– Конечно, достойна!
– Lupa[29], – коротко высказалась Керис.
– Она мне даже не нравится. Это было так противно.
– По-твоему, от этого мне легче станет? Хочешь сказать, что не извинялся бы, если бы тебе понравилось?
– Да нет же!
Керис будто нарочно все истолковывала превратно, и Мерфин был близок к отчаянию.
– А что на тебя нашло?
– Она плакала.
– А, чудесно! Значит, ты теперь будешь утешать каждую девушку, которую застанешь в слезах?
– Да погоди ты! Я просто пытаюсь объяснить, как все случилось. Я сам не хотел…
Чем больше он оправдывался, тем сильнее становилось ее презрение.
– Не пори чепухи. Раз не хотел, ничего бы не было.
– Пожалуйста, послушай! – раздраженно