А поодаль тревожно кричал чибис, точно провидя невзгоды, ожидавшие пленника в скором будущем.
Затем Тэмуджина на привязи, как злобного зверя, погнали в улус тайджиутов.
Так он превратился в раба-колодника. А это самое худшее, что могло случиться с человеком в степи. Даже рабы-боголы, вынужденные подневольно трудиться на хозяина, имевшего право продать их или убить за неповиновение – всё же не лишались некоторых личных свобод. Боголы могли безбоязненно находиться среди людей, о них заботились, как заботятся о скотине – кормили, поили и даже сводили в пары мужчин и женщин для получения потомства. А Тэмуджин стал изгоем. У него не было хозяина. Питался он объедками, которые побрезговали бы есть даже собаки. Его заставляли выполнять самую тяжёлую и грязную работу.
Нередко вокруг пленника собиралась жестокая тайджиутская детвора – мальчишки и девчонки бросали в Тэмуджина комья грязи и обглоданные бараньи кости, соревнуясь в меткости; или принимались дразнить, со смехом тыча пальцами ему в лицо:
– Поглядите на багатура! Такой, наверное, способен одной стрелой убить двух соколов и настричь шерсти со спины черепахи!
– Или на молнии поджарить барашка!
– Небось тяжело носить кангу на шее, Тэмуджин?
– Нет, ему не тяжело, он же багатур, ха-ха-ха! Разве только немного неудобно!
– Уж куда неудобнее, чем чесать себе ноги через гутулы18, ха-ха-ха!
– Чего молчишь, Тэмуджин? Скажи что-нибудь! Это только мёртвая собака не лает, а ты ведь ещё живой!
– Да он, наверное, нас боится!
– Это точно! В нём смелости меньше, чем крови в гусиной лапке! Никакой он не багатур, а обыкновенный трус, этот братоубийца!
– Ничего, скоро он околеет, и тогда ему станет некого бояться!
– Когда он околеет, Таргутай Кирилтух снимет с него кангу, а шаман натянет его шкуру на бубен! Будет потом вызывать дух Тэмуджина из нижнего мира, ха-ха-ха!
– Да кому нужна его грязная шкура! Разве что червям земляным, ха-ха-ха!
Тэмуджин безответно сносил издевательства и насмешки немилосердной детворы, глядя на всех исподлобья. Молчал, стиснув зубы; лишь желваки играли у него на скулах, свидетельствуя о той буре чувств, которая бушевала у него в душе. О, тайджиутские дети были намного хуже взрослых! Они не знали пощады и если уж принимались травить пленника, то не отставали, пока кто-нибудь из старших не отгонял их суровым окриком, а то и пинками.
***
Иногда находились сердобольные, пускавшие Тэмуджина переночевать в своей юрте. Правда, предоставлять ему приют две ночи кряду в одной и той же семье было строго-настрого запрещено. Но чаще всего мальчика оставляли коротать ночи под открытым небом. А чтобы он не пытался бежать, его шейную кангу скрепляли с сосновым колом, вбитым подле юрты Таргутая Кирилтуха. В этих случаях спать приходилось на вытоптанной множеством ног земле, свернувшись калачиком и дрожа от холода.
Казалось, он был низвержен на самое