слышимости – те самые двадцать пять метров. Олег не придумал ничего оригинального. Просто выдохнул из себя: «Помогите!», – и опять рухнул на землю. Не потому, что силы кончились. Просто не соразмерил свой порыв с размерами нового тела. Не привык пользоваться им.
– И привыкать придется долго, – мрачно решил он, глядя снизу вверх на громадных в его восприятии мужиков.
Услышав непривычные «князь», и «графские развалины», он приготовился в своем «сне» увидеть сейчас что-то посконное (что бы это не означало); с мечами и копьями в руках. Но нет – на бойцах был пусть непривычный Котову, но вполне определяемый камуфляж, и короткие сапожки на ногах вместо лаптей и онучей. И оружие было понятным – автоматы неизвестной конструкции, разгрузки с запасными магазинами. И на поясах болтались не мечи, а вполне обычные боевые ножи. Сам Кот такой, конечно, в руки взял бы с большой неохотой; только лишь потому, что рядом не было привычного, проверенного в боевых условиях ножа. Машинально глянул на свои новые руки:
– В такие вообще ничего, кроме перочинного брать не рекомендуется. Ну, еще столовый можно… Эй, дядя, ты что творишь?!
Увернуться Олег не успел. Телу не хватило сноровки. Да он и представить себе не мог, что взрослый мужик вот так, без причины, разбежится, и с размаха пнет своим сапогом в детский бок; в его, кстати, Олегов бок. Который взорвался огнем боли – после того, как тщедушное тельце подбросило над землей на полметра – как раз на высоту бруствера, где Кот и оказался в скрюченном состоянии. Про огонь, кстати, он подумал как-то особенно. И результатом мог полюбоваться – если бы все эмоции не перекрывала душераздирающая боль в боку.
Взрослое сознание все же отметило:
– Ребра сломал, наверное, собака. Так тебе и надо!
Олеговы ребра словно послужили теркой на спичечном коробке. А сапог болтуна, который, к тому же, оказался живодером, головкой, покрытой фосфорной смесью. Он вспыхнул, заставив мужика заорать, и рухнуть задницей на кочку, сдирая с ноги пылающую форменную обувку. От носка, как бы странно это не звучало, тоже мало что осталось – словно огонь вспыхнул сразу и снаружи и внутри сапога.
– И самой ноге досталось знатно, – сквозь гримасу боли ощерился в улыбке Олег, – вон как эмоциями полыхает. А еще ненавистью, и предвкушением…
Он был готов вскочить на ноги, и задать стрекача в лес, несмотря на оглушающую боль в ребрах – таким страшным сейчас стало лицо болтуна. Но перед соратником выросла фигура Егора – второго ратника, или бойца; как тут они назывались?
– Ты что, Колян – сдурел? – остановил он босого на одну ногу воина одной лишь интонацией, – и мальчонку зачем покалечил? Тем более знатного, как бы не графского родича.
– А я давно хотел, Егор, – окрысился Колян, – давно хотел вот так, с разгону барчуку какому-нибудь наподдать с пинка. Хоть графенышу, а лучше вовсе княжичу…
– Рядовой Блатов, –