во всей красе сорокалетней женщины. Назови её в тот момент кто – ни будь Варькой – бандеровкой, ох и получил бы он у меня!
Легкое летнее платьице, перехваченное широким цветастым поясом, скрывало полноватую фигуру, а вот ножки – бутылочкой, как любили говорить мы, вчерашние студенты, были соблазнительны и оставляли простор для фантазии.
– Ты не удивляйся, – она легонько поправила всё ещё влажные волосы, – мне этот дом ох, как знаком! Мой первый муж тут был смотрителем метеостанции. А я, вроде как при нём, вторым номером. Так что тут мне каждая щелочка знакома.
– Не знал о вашем муже. И где он теперь?
– А кто его знает,… Может в раю, а может в аду. Убили его в тайге, браконьеры и убили. Время было такое, лихое да воровское. Ну, – она немного помолчала, – давай не будем о грустном. Ты вот лучше скажи – куда мой фен подевал?
– Вот он, в тумбочке возле кровати. Я не знал, что твой муж работал на станции, – неловко стал оправдываться я.
– Интересно, зачем ты фен хранишь в тумбочке у кровати? – она нагнулась, и лёгкое платье обрисовало крупные бедра и ложбинку меду ними. Я, с трудом сдержал вздох восхищения.
– А я им постель прогреваю, перед тем, как лечь спать.
– Сегодня он тебе не понадобится! – моя бесцеремонная гостья действовала напористо.
Она воткнула вилку фена в розетку, и с сомнением покачав головой, оглянулась на меня:
– Потянет? У нас вечно напряжения не хватало.
– Всё нормально! Я даже утюг включаю.
– Эх, бабы, бабы! Вот дуры! Такой мужчинка пропадает! – она сушила волосы и одновременно рассматривала журнал наблюдений за уровнем воды, – смотрю, когда большая вода пойдет. Дней пятнадцать у меня в запасе есть, можно расслабиться. А потом – сутками на реке.
Встряхнула волосами, улыбнулась мне:
– Давай пировать будем! Не так много приятных моментов выпадает, пусть хоть этот вечер будет замечательным.
Не стану вам рассказывать, как пили мы терпкое вино, вперемешку с коньяком, дурачились, кормя друг друга икрой, как скормили половину вкуснейшей рыбы Норкё и когда предложили ей вина то, моя умная собаченция, отвернулась от нас, вздохнула и отправилась в свой угол. Я, рассказывал анекдоты и смеялся вместе с Варварой, однако ловил себя на мысли, что нестерпимо горю желанием ощутить тепло её роскошной груди в своих ладонях. Она, зачерпнув ложечкой икру, отправила её в рот после небольшой рюмки вина. Одна икринка осталась на её губах. Словно, капелька росы, на ярко–алой вишенке. Машинально я сделал жест, как бы убирая что-то с губ.
– Что? Думаешь, поцелуй будет соленым? – она придвинулась ко мне и сладкий от истомы и чуть соленый от икринки поцелуй замер на наших губах.
Словно вешняя вода своим половодьем сносит все вокруг, так и страсть захлестнула нас.
Уже утром, провожая Варвару, я долго, напрягая слух, ловил затихающий треск мотора её снегохода. Развернувшись к притихшей лайке, усмехнувшись, произнес:
– Давай, Норка, направляйся к дому. Никто за нас наши дела не переделает!
Первым