Последние дни был сильно занят и, что называется, вымотался.
– Здесь, похоже, один я бодряком, – сказал закованный.
– Нет, и я вполне свежий, – сказал Хрыч.
– Стало быть, ты да я, Хрыч, – сказал закованный и нехорошо ухмыльнулся.
– Будешь рыпаться, приятель, я в тебе дырку сделаю, а Богу скажу, термиты прогрызли.
Закованный снова издевательски фыркнул. Он, как видно, наслаждался ситуацией.
– Мы с Хрычом можем караулить по очереди, – сказал Джебидайя. – Как, Хрыч?
– Пойдет, – сказал Хрыч и ляпнул бобы еще в одну тарелку. Он протянул еду закованному, а тот, принимая двумя руками тарелку, поинтересовался:
– И как же мне есть?
– Ртом. Лишней ложки нет. Не давать же тебе нож.
Помедлив, закованный ухмыльнулся и поднес тарелку ко рту, отхлебывая бобы через край. Опустив тарелку, он прожевал и заметил:
– С ложкой или нет – явно подгорели.
– Иди к столу, парень, – позвал Хрыч помощника шерифа. – У меня дробовик. Попробуй он что выкинуть, отправлю в очаг вместе с бобами.
Хрыч сел, уложив на колени дробовик, дулом в сторону пленника. За едой помощник шерифа рассказал о делах своего подопечного. Тот был убийцей женщин и детей, пристрелил пса и лошадь, просто ради забавы подстрелил на изгороди кота и поджег сортир с женщиной внутри. К тому же насиловал женщин, засунул в зад шерифу трость и в таком виде его прикончил, а еще подозревали, что погубил множество животных, доставлявших кому-то радость. В общем, был жесток и к людям, и к скотине. – Зверей никогда не любил, – заметил закованный. – От них блохи. А та тетка в сортире воняла, будто стадо свиней. Как не сжечь?
– Заткнись, – оборвал помощник. – Этот малый, – кивок в сторону пленника, – звать его Билл Барретт, и он самое худшее отребье. Тут что еще – я не просто недоспал, а чуток ранен. Поцапались мы с ним. Не подлови я его – теперь здесь не сидел бы. Пуля только бедро расцарапала. Пришлось здорово повозиться: с десяток раз вмазал ему револьвером по башке, пока не уложил. Рана пустяковая, но кровь пару дней не унималась. И я ослаб. Так что, Преподобный, был бы рад твоей компании.
– Я обдумаю, – сказал Джебидайя. – Но вообще у меня свои дела.
– Но тут, кроме нас, и проповедовать некому, – сказал помощник.
– И не вздумай начинать, – сказал Хрыч. – При одной мысли о тех Христовых чудачествах у меня задница ноет. От проповедей хочется убить проповедника и самому зарезаться. На проповеди сидеть – все равно что голым задом в муравейнике.
– На данном этапе жизни, – сказал Джебидайя, – не стану спорить.
После этих слов повисла тишина, и помощник переключился на Хрыча.
– Как побыстрее добраться в Накодочес?
– Ну, значит, – ответил тот, – езжай дальше той же дорогой, что приехал. Миль через тридцать будет развилка, где повернешь налево. А там выедешь прямиком к Накодочесу, еще миль десять, только в самом конце нужно не пропустить поворот. Неприметный такой, и не вспомнишь, если сам не увидишь. Вся