с ним даже на тренировках. По этой причине на ристалище в Паучьей Погибели был установлен многокамерный вольер, из которого доносился несмолкаемый шум и возня.
А потом совершенно случайно, в любое время, вне зависимости от заслуг или провинностей, к юнцам мог подойти Струглур, и происходил примерно следующий диалог:
– Это крапивник? Они же юркие… Как его поймал?
– Я нашел яйца в расщелине, учитель.
– А остальные зажарил?
– Никак нет, учитель. Оставил в гнезде.
– Зря, – Струглур делал шаг к следующему. – А твой что? Захворал?
Мальчик, державший на руках какого-то хорька, дрожал.
– Нет, учитель. Он просто уже стар, поэтому так выглядит.
– Досадно. Может, облегчить его страдания прямо сейчас? – Струглур клал ладонь на рукоятку крика за своим поясом.
– Он не страдает, учитель. Я его недостаточно выгуливал, и ему не хватало солнца. Но я исправлюсь.
– Обещаешь? – вкрадчиво уточнял Струглур.
– Клянусь, учитель, – выдыхал Презирающий День.
– Ну, как знаешь…
Наставник шагал мимо подростка с игуаной на плече и останавливался напротив мешковатого юнца с серым лисенком, вьющимся у лодыжки.
– Редкий зверь. Как звать?
– Кусака, учитель.
– Что за имя такое? Он нападает на других?
– Нет, учитель. Я так его назвал, потому что он любит кусать меня за ногу. Но не больно, – картавил юнец, придерживая лисенка за шкирку, чтобы тот не вертелся.
– Как мило, – улыбался желтыми зубами Струглур. – Привязался к нему поди?
Губы Презирающего День начинали трястись.
– Н-н-нет, учитель.
– Бесчувственный, значит? Как же на тебя смогут положиться наши братья на границе, если ты к ним будешь столь же равнодушен?
– Т-т-точнее, да, учитель, я привязался, – поправлялся испуганный ученик. Наставник сверлил его внимательным взглядом.
– Хорошо, раз так, – пожимал плечами Струглур. – Тогда убей его. Сейчас.
Другие, стоящие в ряд мальчишки, в этот момент отворачивались, боясь привлечь к себе внимание. Хозяина лисенка начинало колотить, а пальцы разжиматься с загривка. Вдруг тот додумается убежать. Вдруг удастся все списать на случайность…
– Не вздумай, – цедил сквозь желтые зубы Струглур, читая на лице мальчика все, о чем тот успел подумать. – Правила ты знаешь.
Мальчик заливался слезами, но не смел заплакать навзрыд. Он поднимал озорно дрыгающего лапками лисенка за шкирку, а второй рукой принимал предложенный учителем костяной крик.
– Левее надо вводить, не в сам киль, – молвил Струглур, пристально следя за казнью Кусаки. Тот визжал, пытаясь извернуться, но пальцы мальчика держали крепко. Кровь заливала пояс и леггины. Тельце, почти переставшее барахтаться, выпадало из рук. Наставник выуживал из оцепеневшей ладони крик и вытирал острие о штанину мальчика.
– Что