Иосифа во многом был противоречив. Он не страдал мелочностью, бывало, легко прощал долги неплатежеспособным кредиторам, а то наоборот, сдирал три шкуры с какого-нибудь зарвавшегося патриция. Любил много и вкусно поесть, легкую любовную поэзию, стройных танцовщиц, но, в то же время, вслед за модным философом своего времени Гаем Музонием Руфом твердил о том, что смерть, страдание и бедность – не зло, а жизнь, удовольствие и богатство – не благо.
У Иосифа все было иначе, чем в иных домах. Здесь все были равны. За едой сидели, а не возлежали, рабы, обнеся гостей кушаньями и вином, усаживались за отведенные им столы – тут же в общем зале, и принимались за угощение.
Иосифу недавно минуло тридцать пять лет, хотя выглядел он несколько моложе. Особую его гордость составляли вьющаяся черная шевелюра и такая же вьющаяся ухоженная борода. В карих глазах под пушистыми ресницами – хитринка, на чувственных губах милая улыбка.
Облаченный в простые белые одежды без признаков роскоши, он сидел в окружении родственников – небезызвестного лекаря Руфрия, чьего внимания так и не добилась Антония в день декабрьских ид, очень похожего на своего брата внешне, но постарше того на пару десятков лет и серьезного до мрачности, а также дочери Руфрия черноокой Руфии.
Подле Иосифа в столь же простых одеяниях, безо всяких знаков отличия разместились второй консул – Марк Азиний Атратин, и Городской префект – Аррецин Клемент. Оба, как с равными, беседовали с иудеями, ничуть не кичась своим особым положением и властью. Консул задумчиво разглядывал все прибывающих гостей. Клемент в обычной своей насмешливо манере отпускал замечания по поводу собравшихся.
Большой зал, вмещавший девять столов по периметру и еще один в центре, был полон гостей: мужчин и женщин, сенаторов и всадников, богатых и бедных. Правда, среди простых, в основном белых одежд, отличительные черты сословий терялись. Выделялись яркими нарядами только несколько юных танцовщиц, устроившихся за самым дальним столом у входа и пара молодых поэтов, видимо считавших, что чем роскошнее наряд, тем возвышеннее стиль.
– Мир и процветание твоему дому, досточтимый Иосиф, – раздалось ото входа и бородатый статный старик, завернутый в темный плащ, прошествовал через зал к гостеприимному хозяину.
Пока он шел, Клемент Аррецин успел переглянуться с Руфрием и недовольно покачал головой. Новый гость обоим явно чем-то не понравился.
– Многие лета, уважаемый Марк Фабий! – отозвался меж тем Иосиф, – Не угодно ли тебе будет присесть за наш стол или ты предпочитаешь общество велеречивых поэтов? Тогда тебя проводят туда, где царствуют Каллиопа и Эвтерпа.
Иосиф кивнул на стол, за которым уже вовсю упражнялись в стихосложении два служителя вышеозначенных муз.
– Предпочитаю твое общество, Иосиф, – отозвался тот, присаживаясь поближе к хозяину, – Поэзия, конечно, доставляет наслаждение, предназначена для любования, и действует освежающе на оратора, но лучше я ограничусь прочтением классических авторов, чем стану слушать этих доморощенных