– четвертина, а три – передрыжек!
Так мне ли поспеть за твоим недоплясом?
И мне ли прижаться полуночным часом?
Уж больно прыглив ты прямохонько к небу!
Ступай, и не лайся, и ласок не требуй!»
Пошел к изваянью у самой дороги:
«О Боже сосновый, о Господи строгий!
Кто высек тебя, того имя забвенно, —
Но он пожалел красоты и полена.
С увечным коленом, с твоим кривоножьем,
Тебе не ходить, а скакать бездорожьем.
Такой ты бестелый, такой худобокий,
Что будешь мне пара в моем перескоке».
И долу ниспрянуло тело Христово;
Кто вытесал Бога – тесал безголово!
Ладони – две левых, а ноги – две правых;
Когда зашагал, продырявилось в травах.
«Не буду сосниной от века до века,
Пойду через вечность, пускай и калека.
Пойдем неразлучно – одна нам дорога —
Чуток человека и крошечка Бога.
Поделимся мукой – поделимся в муке! —
Обоих людские скостлявили руки.
Мы братски разделим по малости смеха,
Кто первым зальется – тому и потеха.
Опрусь я на тело, а ты на соснину,
Меня ты не минешь, тебя я не мину!»
С ладонью в ладони, пустились в дорогу,
Суча перепрыжливо ногу об ногу.
И вечных времен проходили толику,
Какой не измерить ни таку, ни тику.
Минуло все то, что бывает минучим, —
С беспольем, бескровьем, безлесьем, беззвучьем.
И буря настала, и тьма без оконца,
И страшная явь истребленного солнца.
И кто это бродит среди снеговея,
Вовсю человечась, вовсю божествея?
Два Божьих шкандыбы, счекрыженных брата,
Культяпают как-то, совсем не куда-то!
Один без заботы, второй без испуга —
Волочатся двое влюбленных друг в друга.
Своей хромоты было каждому мало:
Никто не дознается, что там хромало.
Скакали поскоком на всяку потребу —
Покуда в конце не допрыгали к небу!
Три розы
Залязгало ржавью в соседнем колодце.
Уснула жара на цветах среди сада,
Из зелени ветхо сереет ограда,
И яркого блеска сучкам достается;
Плеснулось об воду в соседнем колодце.
Посмотрим, как плавает облако в небе,
Как ветки лучами захвачены в скобы;
Пускай наши души смыкаются, чтобы
Тела обретали возжажданный жребий.
Посмотрим, как плавает облако в небе.
Там розы, там птицы, две жарких души там,
И два этих тела, укрытых, весенних,
И собранность солнца в разбросанных тенях,
С покоем внезапным, тревогой прошитым.
Там розы, там птицы, две жарких души там.
А если еще, не душа и не тело,
Отыщется в садике роза и третья,
Чей пурпур прордеется через столетья,
То значит, еще одна роза нас грела —
Та