понимаешь, вся в борще. Кладу ложку, утираюсь, выхожу во двор (квартира в нижнем этаже была)… Перед подъездом бабушки сидят на скамейке, вроде как у нас. «Кто?» – говорю. Ну, они показывают… Я смотрю: идут два амбала, причем не спеша идут, будто так и надо. Я разозлился, догнал их – и давай мозги вправлять. Они послушали-послушали, потом обиделись, начали меня бить. А здоровые – летаю от одного к другому, только размахнуться успеваю… Потом думаю: нет. Этак они ведь меня совсем убьют. Побежал, короче… Они – за мной. Догоняют и бьют, догоняют и бьют! Я мимо бабок в подъезд – они за мной! Забегаю к себе – они за мной! Веришь? В квартиру вскочили – до того обиделись… А на стенке у меня тогда коврик висел и сабля… Ну, не турецкая, а такая, знаешь, чуть попрямее… Выхватываю саблю – и на них! Они – от меня! Два квартала гнал! Догонял – и в задницу колол… Хорошо еще дворами возвращался, а то бы точно в ментовку сдали. Иду ощеренный, в руке – сабля, с острия кровь капает… Прохожу мимо бабок, а они мне: «Ой, Боря, мы ж тебе не на тех показывали-то… Это мальчишки бросили…»
Борька замолчал и уставил на Колодникова мутновато-синие загадочные глаза.
– Погоди… – ошалело сказал тот. – Ты о чем рассказываешь – об арке или… Когда это было-то?..
– Да лет двадцать назад… Даже, считай, двадцать один… – На людоедских, слегка вывороченных губищах Борьки играло нечто этакое, что при иной внешности собеседника можно было бы назвать тонкой улыбкой.
– А в реанимацию ты когда попал?
– В травматологию, – сурово поправил Борька.
– Ну, в травматологию…
– В позапрошлом году…
– То есть ты хочешь сказать… – запинаясь, проговорил Колодников, – что они тебя чуть ли не двадцать лет искали, потом нашли, подстерегли в арке – и…
Электрик Борька ухмыльнулся.
– Не, не доперло… – посетовал он, с удовольствием разглядывая сбитого с толку Алексея. – Ну ничего, допрет помаленьку. Ты ж у нас умный… В компьютерах вон секешь…
Глава 3
Выйдя из троллейбуса в солнечный звонкий март, Алексей Колодников внезапно почувствовал себя молодым. Ощущению этому способствовало еще и то, что, вернувшись от Борьки, он догадался просушить ботинки на батарее парового отопления и отыскать в шкафу чистые носки.
По мокрым асфальтам оглушительно трещали шины, слышались щелчки обрывающихся с крыш сосулек, с шорохом разлетались по тротуарам льдышки. И даже когда путь Алексею перекрыла посверкивающая черная жижа, он не только не обиделся, но еще и оглянулся потом с благодарностью, промурлыкав что-то насчет грохочущей слякоти. Действительно, погодка стояла – из раннего Пастернака; Ходасевич здесь был бы просто неуместен… Весна, братцы, весна! Еще десяток шагов – и выглянет из-за поворота старинный двухэтажный особнячок, сложенный из темно-красного кирпича.
Возможно, кому-то это покажется диким, но каждый раз, подходя к месту своей новой работы, Алексей испытывал прилив сил. Казалось бы, глупость неимоверная! Чему тут радоваться?