не подпускала. «Сынуля…» Первое утро после свадьбы я хорошо запомнила. Вовик спал – отсыпался. Я на кухню прошла, а там свекор со свекровью завтракали. Смотрю – второй столик на кухне стоит, откуда? Свекровь прояснила: ваш – сама готовить будешь, когда посуду и продукты купишь, больше у вас пока ничего нет. Сообразила я, кинулась в магазин за тарелками-ложками, крупы-масла… А какие деньги? Не успела с борщом к обеду. Вовик за маминым столом обедать сел… Но добрый был, когда хоронили, по всем забегаловкам мужики поминали. И сейчас, в обиду на дают, грех жаловаться…
Дочь умницей выросла, сама институт вечерний закончила, только с работой не сладилось. Мотается челноком. Не олигархи мы, сам видишь. Сын в мореходку баллы не добрал, не приняли. Только я поревела чуть, набралась наглости, юбочку покороче, блузочку откровеннее, траурную ленточку на шею, да на прием к начальнику, прямо от дверей к столу, грудь из декольте кулачками выдавливаю: «Не погубите морскую династию, – говорю, – дед боцман, муж старпомом умер, сама поваром на буксирах ходила, – и красуюсь перед ним – морячка! Дедушка-начальник, седенький, душа к женщинам мягкая, я сразу это заметила, не устоял – приняли сыночку моего. Учится мальчик… Ой, не поверишь, я когда поварихой работала, неумеха была неумеха! Кашу варю, а она у меня из кастрюли лезет. Ребята уже стучат ложками, есть хотят, а я половником кашу из кастрюли и за борт, и за борт. А там дельфины прыгают и жрут-улыбаются мой рис недоваренный. Смеху-то!.. Смех и грех. Помню, в детстве, мы с мамой пропалывали огород. Я вижу зеленую веточку – деревце проросло на картофельной грядке, маме показываю: «Оставить? – Пусть растет. – Это яблонька или слива, мам? – Пусть хоть яблонька, пусть хоть слива. Спасибо соседке за брошенные в наш огород косточки…». Так жили.
– А ты не задумывайся. Не усложняй жизнь. Она сама разберется – куда тебя вынести, на какой берег. Ты, главное, себя не теряй. Видишь, красивая какая…
– Красивая, скажешь еще. Скоро бабкой буду. Руки, смотри, в морщинах все. С этой перестройкой забыли, о нас – бабах… Не целуй, не целуй. Не подлизывайся. Сам сегодня меня то мадамой, то дамочкой звал, сам путался… Я уж думала: тронутый морячок какой-то, не настоящий…
– Так и есть – тронутый. Жизнью тронут. Но тронут-то, заметь, с любовью.
– Заметила, – улыбается ему, – Бог с тобой.
– А это может быть самая сильная моя сторона: Бог со мной… Чувствуешь? Уже и тебе лучше…
– А яблочко хочешь? У меня яблоки есть. Сейчас принесу.
Он не успел ответить. Она вскочила, накинула халатик, повторяя с улыбкой: Яблочки…– А через секунду в коридоре загрохотало и запрыгало, как при землетрясении…
Он вскочил, натягивая брюки и выглядывая из комнаты.
Дверь в кладовку была распахнута настежь, оттуда катились кастрюльки и баночки. Таня барахталась на полу, пытаясь подняться, хватаясь руками. Над головой ее висел, как на складе, всякий домашний скарб. Яблоки катились из опрокинутого ящика. От ее неловких движений со стен поочередно