высоко задрался, и вода побежала с носа на корму, освобождая от голубого ярко-белую с черными смоляными бороздками деревянную палубу.
Море будто ушло. Форштевень полз в небо. Матрос посмотрел на капитана, но вокруг шевелящихся в насмешливо-ругательном или песенно-любовном шепоте тонких губ была привычная гримаса: «Соображай, паря!» – И палец у виска для наглядности… Вдруг стало темно. Солнце пропало. И небо пропало. Буксир вползал в чудовищную по обе стороны рубки вращающуюся воронку. Стало тихо. И ветер сюда не проникал. В открытые двери рубки матрос вытянулся на руках, повисая над палубой. Под бортом журчала вода, пропуская посудину в прозрачную глубь. Две бесцветные горы поднимались сзади и спереди. Между ними вверху небо казалось бледным просветом. Мачта свисала с неба.
– Дядя Петя-а-а!
– Не шуми. За мыс вышли. Хочешь подержать? – кивнул на штурвал и потянулся в кулек за вяленой тюлькой – тема насмешек, клеймо рыбацкого происхождения и, возможно, причина не сложившейся морской карьеры.
Матрос устыдился своей растерянности и, вместо ответа, только сглотнул комок в горле.
Гора впереди стала уменьшаться, потом зеленеть, потом белым взорвался гребень, и покатилось, купаясь в пене, как мячик по волнам, солнце. И опять все провалилось и стало темно. На мачте сидел, широко расправив перистые крылья, орел. Громадные крылья – как руки танцовщицы – цепляются за воздух.
– Если он упадет, я прыгну за ним в море, дядь Петь! – кричит молодой и восторженно скалит зубы в улыбке…
– Паца-а!.. – но тело, подхваченное волной, уже крутится в водовороте, бьется о борт, всплывает над ушедшей в волну палубой и исчезает. Белый китель мелькнул из рубки, руками вперед провалился в волну и догнал красное. Корма покатилась с волны лагом. Мачта легла на гребень. И крылья побежали по нему, страшно крича, и, не сумев оттолкнуться, пропали… Расторопный механик разворачивал «Верный» на обратный курс…
– Здравствуй, орел! – насмешливо кричит «герою-матросу на зимнем пляже» Петр Вольнов, пьяно пошатываясь навстречу. Ржавый причал за его спиной, в пене бегущих волн, как мостик корабля.
Прошло уже много лет после того, как он выловил пацана, локтем под горло подхватив его окровавленную голову. Потом их подобрали ребята с сейнера, но спасенный затравленно на всех вскидывал руки, как подбитая птица. «Совсем без соображаловки пацан остался. Пришибло. Тьфу, господи прости, кого тащил?! Спасибо, не даром, – ухмыляясь и тяжело дыша, тянул руками к себе белую эмалированную кружку со спиртом. – Эх, строп-перестроп, Люся девочкой была… За здравие скорой помощи! И за безголовую молодость»…
– Стой, паря! Покажи свои медали, герой…
Парень ему подчиняется. Они садятся на большую черную корягу, лицом к морю. Вольнов достает начатую бутылку водки и протягивает:
– Пей, бестолковка! – Зла нет в его голосе и «герой» пьет, хотя ему нельзя, наверное.
– Тебя