Боль от разлуки с ним была невыносимой.
Воскресным утром, в уик-энд Благодарения, мне по звонил Эрик. Это был наш первый разговор после встречи «У Люхова».
– А… привет, – безучастно произнесла я.
– О, дорогая…
– О, дорогая, что? – довольно грубо спросила я.
– Дорогая, судя по голосу, ты не слишком рада моему звонку.
– Я рада.
– Да, радость так и сквозит в твоем голосе. Я просто звоню узнать, не спустились ли к тебе с небес боги равновесия и здравого смысла?
– Нет, не спускались. Что-нибудь еще?
– Я все-таки замечаю некоторую грубость в твоем тоне. Хочешь, я приеду к тебе?
– Нет!
– Отлично.
И вдруг я услышала собственный голос:
– Да. Приезжай. Сейчас.
– Что, все так плохо?
Я с трудом сглотнула:
– Да, плохо.
Мне становилось все хуже. Нарушился сон. Каждую ночь – между двумя и четырьмя часами – я вдруг просыпалась. Лежала, уставившись в потолок, страдая от пустоты, одиночества и жуткой тоски. И не было никакого логического объяснения этой моей тяги к Джеку Малоуну. Она просто присутствовала. Дурманящая. Иррациональная. Абсурдная.
Не в силах бороться с бессонницей, я вставала с постели, садилась за стол и писала Джеку. Я писала ему каждый день. Обычно я ограничивалась почтовой открыткой – но могла часами мучиться, перекраивая слова и фразы, прежде чем пять строчек ложились на бумагу.
Все письма Джеку я писала под копирку. Иногда я доставала папку, в которой держала копии, и перечитывала этот пухнущий день ото дня том любовной переписки. Каждый раз, закрывая папку, я говорила себе: это какой-то бред.
По прошествии нескольких недель ситуация стала казаться мне еще более бредовой. Потому что я так и не получила ни одного письма от Джека.
Поначалу я пыталась найти какое-то рациональное объяснение отсутствию вестей от моего возлюбленного. Мысленно я следовала его маршрутом, высчитывала: дней пять на то, чтобы морем добраться до Европы, еще пара дней на дорогу до места назначения в Германии, потом недели две его письмо будет идти через Атлантику (следует помнить, что все это было задолго до появления авиапочты). Добавить к этому усталость после долгой дороги да рождественскую перегрузку на почте, а если еще и представить, сколько американских солдат расквартировано по всему миру… короче, до Рождества я так и не получила от него весточки.
Но вот наступил Новый год. А от Джека по-прежнему не было ни строчки… хотя я и продолжала писать ему каждый день.
Я ждала. Напрасно. Январь плавно сменился февралем. Каждый день я маниакально ждала письма. Мешок с почтой приносили примерно в половине одиннадцатого утра. Комендант часа два разбирал письма, потом раскладывал их у порога квартир. Я перестроила свой рабочий график в «Лайф» так, чтобы в половине первого забежать домой, проверить почту, потом на метро вернуться в офис к четверти второго (как раз заканчивался перерыв на ланч).