неловкости перед одноклассниками, он записался туда, чем навлек на себя дополнительную порцию насмешек. Зато здесь он мог проводить с Любочкой по нескольку дополнительных часов в неделю, иногда имея возможность прикоснуться к ней, если это подразумевалось ролью.
– Это очень хорошо, что вы выбрали наши занятия, – сказала ему руководительница кружка. – У нас в группе непропорционально представлены юноши и девушки.
Правильнее было бы сказать, что представители сильного пола вообще не были представлены в этой группе – из мужчин, кроме него в кружке состоял лишь его одноклассник Голубкин – подросток с серой кожей и неправдоподобно толстыми линзами очков. Голубкин был вдобавок заикой и настолько некрасивым, что представлялось сложным подобрать ему хоть какую-нибудь роль. В труппе его держали, судя по всему, из жалости. Поэтому неудивительно, что появление Игоря Лефортова из десятого «А» в кружке восприняли с восторгом. От радости, что ей удалось заполучить в свой коллектив мужчину, руководительница сразу же дала ему роль Лира и пообещала, что в следующей пьесе он будет играть Отелло (кружок явно тяготел к Шекспиру).
Потом они ставили отрывок из «Бесприданницы». Во время репетиций, в моменты, когда по сценарию он (Паратов) должен был взять за руку Любочку (Ларису Дмитриевну), он холодел и чувствовал немоту в своей руке, сжимавшей ее ладошку. К тому же он начинал потеть каждый раз, когда они доходили до этого места, и как ни старался вытирать ладони незаметно о брюки, к моменту, когда рукам Паратова и Огудаловой предстояло соединиться, ладонь Паратова всегда была предательски влажной.
Репетиции были исполнены для него неги и каждый раз новых эротических откровений. Он, исподтишка наблюдавший за Любочкой, подмечал все новые черточки и подробности ее тела – коленка у нее напоминала барельеф, изображавший обиженное личико младенца; на виске, где всегда покоилась выбившаяся из пучка прядка, пульсировала тонкая голубая жилка, а под мышками у нее к концу особенно тяжелых репетиций расплывались темные полукружья.
Счастливая звезда, зажегшаяся над ним с того самого момента, как он вступил в труппу, неустанно следила за тем, чтобы во всех спектаклях они с Любочкой были парой. Если он играл Отелло, она была Дездемоной, а в «Леди Макбет Мценского уезда» они сыграли Екатерину и Сергея. Он думал, что Любочка, признанная в школе звезда сцены, будет смеяться над его актерскими потугами, но она относилась к его усилиям абсолютно серьезно и в случае, если у него что-то не получалось, всегда старалась ему помочь, подыграть.
– Давай попробуем еще раз, – спокойно говорила она, если, по ее мнению, сцена выходила недостаточно хороша – и снова и снова протягивала ему свою руку. Пусть не как Любочка, а как Дездемона, но и этого было для него достаточно.
– Ну вот, – констатировала она, наконец, – кажется, у нас получилось.
И он млел под ясным взглядом ее выпуклых ярко-голубых глаз.
Во время занятий