«Поскорее бы попасть за ворота, – подумал Гашек, – под крышу какую-нибудь». Плащ один на двоих, а вымокнешь – чего доброго, сляжешь, и подумают на чуму.
– Будет Вечерницей, – сказал Гашек.
Итка равнодушно пожала плечами. «Не хочет привязываться к этой лошади, – предположил он, – после того, что стало с Вороном». А Гашек служил конюхом. В его прямые обязанности входило не допустить того, что стало с Вороном.
Они подъехали к городским воротам, назвались чужими именами, и внутри невысоких стен Бронта их захлестнул водоворот шума.
Здесь открыто торговали всем, что разрешено, а запрещенное не составляло труда раздобыть, зная нужные место и время. Школяры обеих бронтских академий, торговой и художественной, сновали по нешироким улицам, выделяясь в толпе одинаковыми модными стрижками и форменной одеждой. Те, что победнее, смотрели на прилавки с вожделением, побогаче – с некоторой долей разочарования. Вторых больше интересовала ночная торговля в тихих переулках: незаконно ввезенные в страну ингредиенты для красок или других веществ, обладающих не менее яркими свойствами, готовые порошки с различными воздействиями на неокрепшие умы, выпивка и драгоценности сомнительного происхождения. И, конечно, женщины.
За проституцию никого не преследовали, но особенность профессии обязывала делить территорию вечернего Бронта с контрабандистами и алхимиками. Впрочем, такое соседство всех вполне устраивало.
Гашек об этом знал, потому что несколько раз бывал здесь со Свидой по поручениям господина и, как ни неловко об этом вспоминать, пользовался услугами местных женщин. Управляющий не возражал – делал вид, что ни о чем не подозревает, а у Свиды это означало едва ли не высшую степень одобрения.
Лишь теперь, когда старика не стало, Гашек понял, кого потерял. Трудно заменить мальчишке отца, но Свида старался, и у него получалось.
При мысли об отце перед глазами возникло опухшее лицо Войцеха Ольшанского, доброго дядюшки-убийцы. Гашек зажмурился и отогнал наваждение – ради Итки.
Они найдут Марко Ройду, и он ответит за все.
Солнце уже клонилось к закату, но законная торговля только разгоралась. На улицах стало тесно: в академиях кончились занятия, вернулись с работ городские труженики. На подъезде к рыночной площади пришлось спешиться. Вечерница, похоже, не привыкла к людным местам: металась из стороны в сторону и так тянула поводья, что девушка, даже довольно сильная, как Итка, справлялась с трудом.
– Держи кобылу подальше от моей лавки, дура! – заорал рыжебородый торгаш, потрясывая на удивление маленькими для внушительного роста кулаками.
Гашек уже складывал пальцы в неприличном жесте – перчатка немного мешала, – как вдруг испугался строгого старческого окрика:
– Молодой человек! – Это сказал мужчина в длинном шерстяном одеянии, впитавшем целую смесь запахов, среди которых точно угадывался только один – немытого тела. Старик обращался не к Гашеку, а к лавочнику, привлекая его внимание. – Я хочу купить у вас мешочек серы, но вы кричите и не даете мне об этом сказать.
– Из ушей наковыряй! –