вот этот с собой.
Элиза поднимает брови.
– Зачем? – спрашивает Фрэнк.
– В брючных костюмах есть шлёвки – петли для ремня, – говорю я ему.
Элиза выглядит ошеломленной, но Фрэнк, судя по всему, меня понимает.
– Есть, капитан! – Он отдает честь.
– Удачи! – желаю я и сталкиваю его с края мостика.
– Я птица! Я – самолет! Я СУПЕРФРЭНК! – кричит он, рассекая воздух. Он пикирует прямиком на Таггл, держа карабин в вытянутых руках. И цепляет его прямо за петлю ее ремня.
– ТЯНИ!
Элиза дергает за веревку, но ей нужна моя помощь. Я подсовываю веревку, на которой держится Фрэнк, себе под ноги, оставляя его висеть в воздухе, и помогаю Элизе тянуть. Таггл отрывается от земли.
– Отпустите меня! – орет она, размахивая ногами.
Но мы не собираемся этого делать. Мы держим ее на весу, и она дергается, как муха в паутине.
– Уиииииии! – восклицает Фрэнк, раскачиваясь взад-вперед.
Бум!
Дверь в студию распахивается, и в нее врывается целый рой полицейских.
– Твоя мама! – говорит Элиза.
И действительно, мама входит в студию вслед за офицерами, у нее опухшее лицо, как будто она плакала.
Луиза привела подкрепление!
Как только офицеры понимают, что происходит, они бегут к Фрэнку, чтобы поймать его.
– А ВОТ И Я! – кричит Фрэнк, когда я убираю ногу с веревки, на которой он держится.
Мальчик падает в распростертые объятия полиции.
Затем мы отпускаем Таггл, которая камнем ухает вниз. Она приземляется на одного из офицеров и пытается убежать, но пятеро полицейских прижимают ее к земле.
Таггл вся разноцветная и скользкая от краски. Наконец женщина-полицейский защелкивает наручники на ее запястьях. Все кончено.
Я машу маме. Она жестами показывает, чтобы мы подошли к ней прямо сейчас. Я сглатываю. Пока я спускаюсь вниз и иду к ней, у меня в животе все сжимается. Не могу смотреть ей в глаза, потому что, хотя мы спасли Лейлу, мама имеет полное право сердиться на нас. Я солгал ей. Я улизнул. Я снова ослушался ее. Я не виню ее, если она меня ненавидит.
К моему удивлению, она начинает быстро целовать меня то в одну, то в другую щеку.
– Ты, – говорит она между поцелуями. – Ты. В. Очень. Большой. Беде.
– Прости, – прошу я, когда она делает паузу. – Я просто не хотел, чтобы ты отстранила меня от дела.
– Ты не можешь просто делать все, что захочешь, когда тебе вздумается. Если тебе не нравятся мои родительские распоряжения, очень жаль. Но именно я принимаю решения.
– Я знаю.
– И ты должен хоть немного доверять мне, Карлос. Ведь я склонялась к тому, чтобы позволить тебе работать со мной.
– Но ты сказала… сказала, что это слишком опасно.
– Я и сейчас так думаю. Но, если бы ты был рядом со мной, возможно, я смогла бы защитить тебя. Вместо этого ты просто бросился навстречу опасности, в одиночку, с безрассудной самоотверженностью!
– Прости, – повторяю я.
– Простите, мисс С., – эхом отзывается Элиза, чуть не плача.
Мама