без сучка и задоринки, избежав форс-мажора…
В обильных листвой ветвях затаились трое с луками наизготовку. Курсант Ратша залег в вымоине – шагах в сорока от болота: сыровато, а что поделаешь?! На древо не полез он, ибо помехой стали бы сулицы. А для вящей скрытности его закидали валежником, сохранив определенную возможность для наблюдения по прямой, и токмо – явно не доставало ему обзорности!
Впрочем, вскочив по свисту Шуя – кодовой команде к бою для всей засады, твердо рассчитывал он выпустить прицельную стрелу в лошадь главаря, приметы коего ему описали: в шлеме с наносником и бармицей, защищавшей – сзади и с боков – выю и плечи, в пластинчатом доспехе с наручами.
И хотя Ратша исполнился внутреннего протеста, что наново, ажно при захвате Булгака, придется ему поражать неповинную животину, альтернативы не было! Поелику поразить столь защищенного главаря первой же стрелой – малоумная фантазия…
Аще же не выйдет из строя лошадь от первой стрелы, надлежит подбежать поближе и метнуть в нее две сулицы, оставив третью для попытки поразить главаря в зенки – мимо наносника. А дале – вся надежда на топорик!
В подмогу, допрежь не успели спуститься трое лучников, в задачу коих входила нейтрализация сопровождения главаря – одного, ехавшего рядом, и двоих чуть позади, чьи шлемы не были укреплены бармицами и наносниками, должны были подскочить Шуй, а ему отдал свою булаву Невзор, и надежно замаскированный пред тем, лежа неподалеку от Ратши, курсант Избор с кистенем. Расчет был на то, что не отбиться главарю от ударов булавы сзади и ударов кистеня сбоку, а еще и Ратша с сулицей и топориком. Должны были подскочить и два инструктора, вооруженные и копьями.
И по всему выходило: трындец разбойному беспределу на Земле вятичей. Не увильнуть лиходеям от неминучей кары! Понапрасну намылились слинять втихую! И оставалось лишь дождаться их, да прикончить…
IV
– Аще зело проголодаешься, не станешь противиться и сметане со сливками! Не скрою: вынужденно и со скорбью прикончили мы и пареные репки – по две на брата. И ничего боле не предложили нам, героям обороны Киева. Пусть навсегда останется сие на совести той хозяйки!
А она, не подавая и виду, сколь опечалены мы таковым приемом, далеким от радушия и щедрого хлебосольства – с десятком-другим блюд, а половина из них мечталась нам мясными, начала выведывать, что собираемся делать с высвобожденным из руце Звяги сыном знатного печенега.
Однако ни я, ни Нечай не ведали, что и баять. Ведь непривычными были мы возиться с малыми, а сей еще и по-киевски не понимал! Не имелось у нас и своей кухни, где готовили бы ему. И не собирались подсушивать для него творог с молочными пенками, вытапливать сливочное масло, варить ячменные каши и заготавливать конину, коптя ее вслед. Да наше жалованье никогда и не осилило бы закупку лошадей на убой!
– Зачем же тогда выменяли оного на хомут и за ручонки тащили до самого Подола, будто козу на веревке, упертую? – невежливо справилась Тихомира.
– Да