отправиться к ней?» – так он мысленно формулировал его. Но, когда он наконец отыскал искомую полку, он не нашел там ответа. Он почувствовал себя буквально подавленным огромным количеством условностей и запутался в лабиринте правил относительно обмена визитными карточками в светском обществе. В конце концов он прекратил поиски. Он не нашел того, что искал, зато открыл новую для него истину, что для овладения наукой о хорошем тоне нужна целая жизнь и что ему понадобятся две земных жизни, чтобы изучить его.
– Вы нашли, что хотели? – спросил его сидевший за конторкой человек, когда он уходил.
– Да, – ответил он. – Хорошая у вас библиотека.
Библиотекарь кивнул головой.
– Заходите почаще. Вы кто – моряк?
– Да, – ответил он. – Я непременно зайду еще.
«Ну как это он мог угадать, что я моряк?» – спрашивал себя Мартин, спускаясь по лестнице.
Выйдя на улицу, он сначала шел ровным, но довольно неловким шагом, выпрямив стан; вскоре он весь погрузился в свои мысли и к нему опять вернулась его прежняя, естественная раскачивающаяся походка.
Глава VI
Мучительное беспокойство, острое, как голод, томило Мартина. Он жаждал хотя бы взглянуть на эту девушку, с исполинской силой захватившую его в свои крохотные ручки на всю жизнь. Но он никак не мог решиться пойти к ней. Он боялся, что еще рано, боялся оказаться виновным в нарушении ужасных правил этой ужасной установки – хорошего тона. Он целыми часами просиживал в двух библиотеках – Оклендской и Берклейской; он записался в них и записал даже обеих своих сестер, Гертруду и Мэриен, а также и Джима, купив у него согласие на это за несколько стаканов пива. Таким образом, он мог брать книги по четырем карточкам. Теперь газ горел в каморке для прислуги до рассвета, и мистер Хиггинботам брал с Мартина пятьдесят лишних центов в неделю.
Однако чем больше он читал, тем сильнее росла в нем жажда знания. Каждая прочитываемая страница являлась как бы крохотным окошечком, через которое он заглядывал в бесконечную область науки. Жажда знания не утолялась, а все росла. К тому же он не знал, с чего ему начать, и постоянно страдал от недостатка подготовки. Намеки на самые обыкновенные, известные каждому вещи он не понимал. Много неясного было и в стихах, приводивших его, однако, в безумный восторг. Он прочел еще многое из Суинберна, кроме тома, данного ему Рут; «Долорес» он понял отлично. «Но Рут, – подумал он, – не может понять этой поэмы: она всегда жила слишком утонченной жизнью». Потом ему случайно попались стихотворения Киплинга; этот поэт окончательно покорил его звучностью, жаром и блеском, которые он умел придать всему тому, что было так знакомо Мартину. Его поражала любовь поэта к жизни и его тонкое знание психологии. Это слово – «психология» – было ново для Мартина. Он купил словарь, отчего значительно оскудел его денежный запас и приблизился день, когда ему придется опять отправиться в плавание, чтобы заработать еще. А мистер Хиггинботам,