Огарочек. Алексей Владимирович Зелепукин

колдуна, почему вы сохранили облик крысы?

      – Хаттаба заколдовал кто-то другой, —вымолвил Ульфрик набитым курагой ртом.

      – Тот, чью смерть вы видели в библиотеке минарета, всего лишь адепт, жалкий последователь культа. Он даже не ученик Темного. Ему не подвластно столь мощное и длительное оборотное заклятие. На меня напали. Открыто, не скрывая могущества и силы. Его заклинание пробило защитные барьеры, как арбалет – лист бумаги. Оно сковало волю и разум. Такой силы я не видел.

      – Так вот что почувствовал верховный магистр ордена, – промычал Ульфрик. – Так нас от Темного отделяют недели две.

      – Две с половиной. Но мор в Гулябаде – дело погибшего, – уточнил Хаттаб ибн Рахим.

      – Мы не знаем этого…

      – Олекша, помнишь, я говорил тебе о следах?

      Ученик звездочета развернулся к Ульфрику.

      – Я думал это метафора.

      – К счастью, нет. Каждое колдовство, обряд, волшебство имеет прежде всего свой запах.

      Рыцарь нахлобучил тюфяк, служивший подлокотником, и продолжил:

      – Сера, ладан, травы – все это имеет запах, потому за заклинанием тянется шлейф. Лангольеры могут его видеть. И этот шлейф обычно совпадает с цветом ауры самого человека. У колдунов аура фиолетово-черная с лиловым отливом. Знахарки, лекари обычно обладают оранжевой или красной аурой. Но вы, Олекша, светитесь голубовато-белым. Такого я не видел. И, если честно, именно это заставило меня не атаковать вас у оазиса. На вашем фоне были две уродливые кляксы, одна из них – ваш меч. И мне бы очень хотелось узнать, что за артефакт вы таите в котомке.

      Олекша спокойно встретил взгляд рыцаря.

      – Наследство старой половецкой ворожеи.

      Северянин извлек гримуар из котомки и положил на дастархан.

      Хаттаба покоробило так, что он не сумел этого скрыть.

      – Что бы это ни было, оно не доброе, совсем не доброе.

      Ульфрик с интересом посмотрел на книгу, но не стал брать ее в руки.

      – Бабка Алмауз использовала его в своих ритуалах. Но знания, сокрытые в буквах и словах, остались для нее тайной. И пока никто еще не смог прочесть этих строк.

      Лицо Хаттаба стало серьезным, силой воли он заставил себя взглянуть на гримуар.

      – Куун пимеян пуолен тунтемус… – старец потер морщинистый лоб. – Что-то про темную Луну…точнее не скажу.

      – Это древний язык. Наречие йотунов. Если кто и сможет нам помочь, то только мудрецы Севера, —выдохнул успокоенный Ульфрик.