Иоанн сам пошёл к митрополиту, посчитал, что не след его призывать теперь к себе. Он не чувствовал за собой вины, а всё ж, как человек верующий, покоя на душе и на сердце своём не чувствовал.
Митрополит встретил сурово. Умел он быть и милостивым, и участливым, умел и твёрдым быть, коль нужда к тому принуждала. Начал разговор со слов, уже не раз говорёнными ему. Да, ничто не случаются случайно, особенно такие вот беды народные.
– Прогневили Всевышнего! Прогневили – говорил Макарий, и как бы спрашивал, – А кто прогневил? Каждый по-своему. Бояре крамолами своими, нежеланием встать твёрдо под руку твою государь, метаниями между тобой и Глинскими.
Митрополит дальше видел, нежели миряне, больше понимал, а оттого и суров был. Да, пожары бывают случайными, а бывает, что и нет. Может с огнём кто неосторожность проявил, а может и злой человек запалил лавки в Китай-городе, когда там никого не было, да дома москвичей, близ Кремля.
Неделя прошла. Всё успокоилось. Схоронили и оплакали погибших, расчистили пожарище. Казалось, жизнь стала входить в нормальное русло. А 20 апреля вновь осветилась Москва зловещим светом, снова заплясали над домами и дворцами боярскими языки пламени.
Так вот началось счастье семейное для Иоанна Васильевича. Только ощутил рядом с собой по-настоящему родного и близкого человека, только ощутил тепло, нежность, давным-давно им неведомую, а тут… Одно испытание за другим.
Снова горе и слёзы народные, снова погорельцы, оставшиеся без крова, снова розыск причин, который ничего не дал. Но и это бедствие позади осталось, хоть и не могло выветриться из памяти, особенно из памяти доброй и милостивой Анастасии.
– Кто ж вредит нашему счастью, государь мой милый? – говаривала она, – Кому же оно поперёк горла стало?
– Мы же счастливы! – возражал Иоанн.
– Может ли быть счастье безоблачным, посреди чёрных туч горя людского? – отвечала юная государыня.
Задумывался государь, а не в боярской ли крамоле и вольности дело? Только и мыслят иные крамольники о том, как себе урвать кусок лишний, а государстве не пекутся. Чужды для них интересы государевы и государства Московского.
Отгорели весенние пожары, накрыв горем и бедами москвичей, но не переросли в грабежи и бунты. Отцвела черёмуховым да яблоневым цветом весна, минул июнь, и, казалось, можно было вздохнуть спокойно. Да покоя не ощущалось.
На лето государь перебрался во дворец в село Воробьёво. Он рвался к делам, да по-прежнему не допускали его до них Глинские. Далеко не обо всём, что случалось в государстве, было ему ведомо. Да что там в государстве, в Москве и то, все дела боярские были мраком покрыты.
А тут вдруг стало известно Иоанну, что пришли к нему из города Пскова аж 70 псковичей, чтобы челобитную подать на бесчинства властей. А уж псковские бояре успели упредить Глинских, осыпав дарами, об этом поломничестве. Глинские дождались псковичей, да и повелели схватить их и казнить за бунт против государя.
И свершилось чудо