больше. А банка из-под сгущёнки – идеальная плавильня.
– Им же можно отравиться, – сказала Варя безучастно.
Осеннее время распада – ягоды, хлам, злаки и атомы.
Искры летели в темное небо, где растворялись навстречу земле первые звёзды.
– При рождении человека в небе появляется новая звезда. Сколько людей, столько и звезд. А при смерти, наоборот, становится на звезду меньше. Когда все умрут, не станет и космоса.
– Слышал такое. Не выдержит критики.
Она спустила воздух сквозь зубы:
– Как я напилась!
– Или это свинцовые пары?
В жестяном колодце ртутно жижится зеркало с морщинами амальгамы. Тяжелый кисло-зимний мрак. Палец ковыряет глину, и металл сливают в яму.
– Крест! Я крест хочу! – кричит мальчик.
В бороздах грудится плавь и тут же тускнеет окалиной. Горячий крест готов.
Женя поглядел на белизну в сумраке. Розовые сполохи на её щеках стягивали тени яблонь. Она всё время удалялась от него, хотя сидела недвижно.
– Ты про любовь говорила. Ты реально веришь в это? – спросил он.
– Так подумать, – ответила Варя, – вон костер – это так и есть. Сама жизнь.
– Скорее смерть.
– Не, я не о том. Процесс. Всё вокруг – процесс. Этот костер во всём вокруг. В яблоке этом, в листьях. Вчера были зелёные, сегодня пожелтели. Ну и скажи, это те же самые листья или другие?
– Те же, кэп. А в чем вопрос-то?
Она поджала губы и чуть нахмурилась – он заметил, что идёт борьба с хмельным забвением. Было что-то важное, чего нельзя забыть – так ловят рыбу руками на мели.
– Нельзя на одну вещь дважды указать. Вот лист, а теперь это уже другой. Гниение, радиация, распад. Даже этот ваш дом – процесс. В нем вообще нет его самого. Стабильности нет, понимаешь?
– Жидкий Деслёз.
Женя всё это считал праздным трёпом. Он опять сердился. Это не девушка, думал он, а сеятель тоски! На миг из теней встал, как в детстве, силуэт в балахоне с мокро светящей костью.
– Ясень пень, всё уходит – сказал он. – В одну реку дважды не войти. Бла-бла. Это всё понятно. А любовь-то тут при чём?
– А что любовь? – она прикрыла глаза.
– Ну выходит, что и человека любить нельзя. Он же тоже всё время уже не он. Типа, как нет никого – один процесс.
– Боюсь, когда человека никто не любит, – сказала Варя, – он вообще перестает быть. Любовь – она слепляет, дает этому процессу имя, образ.
– А, ну да, типично женское. А после свадьбы этот образ – фью! И уже раздражает, что он ноги за столом ковыряет. Хочется училкой быть.
– Это если ты не любишь в нем душу.
– Не знаю, я бы за такое сразу в морду.
Удар яблока по крыше. Плодопад по саду день и ночь. Лосные плодными косами деревья шатрово мажут землю. Страшно много яблок в этот год. Вечером в саду пахнет острым простором антоновки и мокрыми костями.
– Ты провоцируешь, чтоб я тебя пожалела?
Она подносит к ноздрям стёртую в ладонях шишку хмеля. Запах соитийного пота. Щекочет