о возможном несчастье!»
Первый покоритель восьмитысячника в Гималаях французский альпинист Морис Эрцог так описывает это чувство :
«Начинается спуск с вершины… Необычная жара внушает тревогу… Говорят, что альпинисты обладают шестым чувством, предупреждающим об опасности. Сейчас я чувствую эту опасность всем своим существом. Я ощущаю что – то необычное в атмосфере… Опасность лавины!..»
То слева, то справа от снежной тропы периодически возникает одна и та же надпись большими буквами на снегу – ТАНЯ. Кто их писал? Влюбленный в эту загадочную Таню парень? И была ли она вообще, эта Таня, в прошедшей утром группе? Мы идем и незлобно зубоскалим о таинственной Тане. А вокруг, куда ни глянь, все бело. Недавно выпавший снег не успел еще пожелтеть. Тихо. Снежинки искрятся тысячами маленьких лампочек. Глазам больно даже через темные очки. Благодать! Снежное безмолвие! Тепло, даже жарко. Идем строго по следам. А у меня тревога не уходит, я не спускаю глаз с впереди идущего Эдика. Вдруг… Эта картинка запомнилась мне на всю жизнь. Эдик почему-то вскидывает руки вверх и мгновенно уходит вниз, исчезает из глаз.
– Эдик в трещине! – кричу я.
Мы быстро подходим к этому месту – на плоской ровной поверхности ледника, в снегу – дырка диаметром полметра. Мы легли вокруг дырки крестом…
– Эдик! Эдик! – кричу я. Тихо. Ответа нет…
Похолодело внутри: разбился, зажало во льду, улетел далеко вглубь, ударился головой об лёд? В те далёкие 60-е годы мы ещё не носили касок!..
– Эдик! Эдик! – снова и снова кричу.
– Все в порядке! – слышим глухой ответ из глубины трещины.
– Живой?
– Да! Только очки разбил… – отвечает Эдик.
Быстро достаю из рюкзака капроновую веревку. Один конец ее надежно закрепляем на ледорубах, воткнутых в снег, а конец бросаем вниз Эдику. Только после этого заглядываю вниз…
Эдику повезло (если вообще это можно назвать везением) – он пролетел чуть более 10 метров и упал на снежный балкон, который образовала трещина. Еще бы чуть-чуть левее, и веревки не хватило бы, чтобы вытащить… Словом, Эдик летел недалеко, упал удачно – рюкзаком на не очень твердый снег выступа.
– Эдик! Что ты делаешь? – спрашиваю я, видя, как он деловито так вытащил из своего рюкзака киноаппарат и снимает трещину в фас и в профиль, затем поднимает объектив вверх и снимает снежную дырку, в которую заглядываем мы. Потом деловито одевает на ботинки кошки для подъёма по отвесному льду, прикрепляет к обвязке сброшенную нами веревку и кричит :
– Тащите меня! Я готов!
Мы, как бурлаки, в 6 рук мгновенно, мне кажется, его выволокли из ледовой трещины.
Мы стояли, тяжело дыша, и с некоторым изумлением смотрели на воскресшего Эдика. На нем ни единой царапины! Это после такого полета! Это чудо!
– Ну, будем связываться? – спрашиваю.
– Да!
Мы снова идем ледником по следам