лучше. Прохладный весенний воздух быстро привел меня в чувства. Я вновь умылась и решила больше не улыбаться. Никогда.
***
До лаборатории мы ехали молча. Мне нужно было успокоиться.
Я закрыла глаза и включила воображение – так было проще спрятаться от реальности (сколько себя помню, всегда так делала, когда меня что-то огорчало), и представила, что смотрю на чужую жизнь, на представление в театре, или читаю очень захватывающую книгу. Так проще и легче. Герои театра и книг – всегда сильные духом и ни что не может их сломить.
А мой герой, герой ли вообще?
Электромобиль полз по каменной дороге бесшумно. Отец сегодня ехал медленнее обычного, видимо пытался дать мне время на осознание и смирение. Первое пришло ко мне еще дома, в столовой, когда я поняла, что все уже решено и мои слезы ничего не изменят. А вот второе я никогда не приму. Даже если вселенная сжалиться надо мной, и мне повезет с кандидатом, все равно не смирюсь с предательством самых дорогих и близких людей.
Когда я открыла глаза, мы уже свернули на раскатанную подъездную дорожку лаборатории «Чистая кровь». Здание большое, светлое в один этаж. Оно настолько длинное, что занимает почти половину улицы. Кто-то из одноклассников говорил, что восточные ворота находится прямо в здании лаборатории. Возможно.
Я была здесь всего раз, с Лис. Она забирала меня из школы, и мы решили зайти по пути в лабораторию, что бы поинтересоваться ее списком. Это было пять лет назад.
Я сидела на скамейке у кабинета восемнадцать. Тети долго не было, я слышала, как она ругалась с молодым лаборантом, который сдержанно отвечал на все ее вопросы и колкости.
Устав слушать я решила прогуляться по коридору.
Меня тогда так поразило это огромное здание. Часть выделена на больничное крыло. Правда, ни пациентов, ни людей в белых халатах практически не было, только кабинеты с номерами, или палаты. Сейчас уже не важно. Не помню, как вернулась обратно. В какой-то момент я очнулась у того же кабинета, рядом стояла Лис, доктор Фестон и его сын. Грязный и злой, с неистово синими глазами полными обжигающей злобы, его пепельно белые волосы покрывала застывшая красноватая грязь или глина.
Тетя сжимала мое плечо небольшим белым лоскутом.
– Как это понимать, доктор Фестон? Телла ребенок!
– И ты должна за нее отвечать! Какого черта она носится по коридору без присмотра?!
Мирт был очень зол. И я невольно съежилась от его грубых замечаний.
– Что же она увидела в этих холеных белых стенах, раз вы подвергли ее… этому.
– Ребята вернулись не совсем целыми и невредимыми. Хочешь, чтобы у нее была детская травма?
– Детская травма ей в любом случае обеспечена. Выражение лица вашего сына настолько омерзительно, что Теллу после увиденного придется записать к психологу. – Тетя презрительно посмотрела на Тома.
– Мой сын станет твоим мужем, Лис. Хотим мы этого или нет. Оскорбления здесь не уместны. – Жестко отрезал доктор. – Вам пора. И больше не смей таскать с собой ребенка в лабораторию.
Лис