осенью. Сама Аллисон, нарушая семейную традицию, в сентябре отправлялась в Нью-Йоркский университет.
– Просто в этом году все по-другому…
– Да, знаю. – Широкие плечи Арчера ссутуливаются, отчего он выглядит сразу меньше и юнее. – Правда, странно, как дом, полный людей, может быть таким… пустым?
У Аллисон в горле встает комок.
– Без отца все не так. И праздник тоже.
Арчер грустно улыбается:
– Да, еще и устрицы эти… Господи, он ведь их терпеть не мог. Как он их называл…
– «Морские сопли», – произносят они с Аллисон в унисон, подражая отцовскому голосу, и оба фыркают, почти смеясь.
– И я с ним согласен, – добавляет Арчер. – Сколько ни добавляй к ним масла, сливок, соли и так далее, на вкус все равно гадость.
Большую часть времени после смерти отца Аллисон ощущала ничем не восполнимую пустоту – так много места он занимал в их жизни. Это была рана, которая будет болеть всю жизнь. Однако время от времени, обычно в такие вот задушевные моменты, как сейчас с Арчером, все же проблескивала надежда, что однажды в воспоминаниях останется больше светлого, чем горького. Частичка души Аллисон осталась в прошлом, но за последние месяцы она усвоила, что горю нельзя давать волю. Если позволить ему завладеть собой накануне маминого праздника, потом будет тяжело улыбаться и веселиться, как этого от нее ждут.
Арчер, видимо, подумав о том же, откинулся в шезлонге, заложил руки за голову, скрестил ноги в лодыжках и вместе с позой сменил тему разговора:
– Как думаешь, насколько невыносимым стал Андерс после года в Гарварде? По десятибалльной шкале?
– На двадцать.
Оба рассмеялись.
– Да, наверное. Вот Адама здорово будет увидеть, – добавил Арчер.
Аллисон не относилась к старшему брату с таким же обожанием, но все же была рада его приезду. Никто кроме Адама не мог вызвать у мамы такой счастливой улыбки.
– Я говорил с ним перед отъездом, и он сказал, что точно пойдет к Робу Валентайну в следующую субботу. Осталось только Андерса уговорить.
– Вообще-то я тоже еще не согласилась, – напомнила Аллисон.
Все Стори с двенадцати лет учились в частном пансионе «Мартиндейл» под Бостоном, и только один Арчер продолжал дружить – и чем дальше, тем теснее – с одноклассниками из местной начальной школы. Последние несколько лет он каждые каникулы пытался затащить братьев и сестру на какую-нибудь вечеринку на острове, но они в эти компании как-то не вписывались.
– Да ладно тебе, весело будет.
Аллисон закатила глаза.
– Ты что, ничего не вынес из той истории с Кайлой и Мэттом?
– Это было сто лет назад.
– Только не для Андерса. – Аллисон, вдруг выпрямившись, наклоняет голову набок. – Кажется, меня зовет матушка?
– Не слышу… – начал было Арчер, но остановился – из дома действительно долетело слабое, но отчетливое: «Аллисон!» – Признаю свою ошибку. Твой сверхчувствительный слух снова