мне это… – бормочет.
Дышащую алкоголем очередь качало, как судно в шторм. Их прибило к окошку и выбросило с билетами к воротам на стадион. Места были удачные, и Мишка очень воодушевился, наэлектризованный всеобщим возбуждением. Всё бы ничего, но в конце матча Сергей начал громко поддерживать свою, кстати, с успехом выигрывавшую, любимую команду.
– Ты что делаешь?! – увидев пробирающихся к ним людей, толкнул друга Мишка.
– «Динамо», «Динамо»!
– Серый, линять пора!
– Опаньки! – Серёга увидел противников, и засобирался. – Мишка, кажется, мы засиделись.
Им удалось выскочить, и они рванули что есть силы. За ними, отягощённые водкой, бежали болельщики «Спартака» и грязно ругались. Так быстро Мишка ещё никогда не бегал.
Весна. Солнце встаёт рано, и утром в аудитории совсем светло. Впереди семинар по политэкономии. Клёпин зевает:
– Опять у нас этот дуб будет? И откуда его только выкопали?
– Уж лучше он…
Входит высокий плечистый мужчина с цветущим лицом и благообразными седыми волосами. Останавливается и оглядывает комнату.
– Встать!
Двадцать третья и двадцать четвёртая группы с шумом встают. Клёпин еле приподнимается.
– Клёпин, почему не встаёте?
– А я уже вставал два раза, Николай Павлович, и устал очень.
– Когда?
– Вы не видели.
– Меня не волнует, вы встанете и третий раз!
Мужчина проходит, садится и открывает журнал. Угрюмо смотрит и вдруг раздражается:
– Это что такое? Сколько двоек? Почему не учите? Бододкина!
– Здесь.
– Отвечать «я», нет у вас воинской выучки. Бондарь Сергей!
– Да я здесь.
– Худо, Бондарь, очень худо, – улыбается.
– Касимов!
– Я!
– Что я? – вдруг не понимает Николай Павлович.
– Я Касимов, – за первым столом терпеливо отвечает вежливый Лев, автоматически поправляя причёску.
– Садиться, Касимов, – отмечает в журнале. – Что вам на сегодня задавали? Хоть помните? Ну, Сёмкин!
Сёмкин уныло поднимается.
– А почему опять я? Всегда я да я…
– Рассказывать!
Сёмкин, запинаясь, говорит. В аудитории мерный гул. Николай Павлович задумчиво смотрит в окно, рассеянно переводит взгляд на столы и вдруг взрывается:
– Бондарь, ты что? Нет, ну как они воркуют, чуть не обнимаются. Под самым носом!
Клёпин тут как тут:
– Они ещё целоваться могут, у них справка есть.
Но Николай Павлович уже сменил гнев на милость:
– Ладно, пусть.
Уничтожающе смотрит на Сёмкина:
– Совсем худо, Сёмкин! Садиться.
– Я же хорошо отвечал! – возмущается Сёмкин.
– Он же хорошо отвечал, – веселится аудитория.
Николай Павлович неумолим.
– А Викторов-то, Викторов! – смотрит на обычно незаметного Викторова и хихикает: – Амурные дела, ай-я-яй, двойка!
– За что?! – краснеет Викторов.
Клёпин сзади:
– За дело, правильно я говорю, Николай Павлович?
Тот