– в черенке. Знаешь, ходит такая поговорка об этом ощущении. Тебе нравятся мои букеты?
Эльга кивнула.
– Мне лошадь понравилась.
Мастер Мару уставилась в темноту ночи. Языки огня отразились в ее глазах.
– Лошадь… Которая телегу везет?
– Да.
– Дерьмо! – выругалась мастер Мару и куда-то далеко забросила хворостину, приготовленную для костра. – Ты не видела, что она не живая, эта дурацкая лошадь?
– Так она же из листьев, – сказала Эльга.
– А в букете должна чувствоваться жизнь. Жизнь! Понимаешь? Чтобы лошадь была готова соскочить с букета и увезти телегу по настоящей дороге. Но мне, похоже, до этого далеко, – вздохнула Унисса. – Так что молчи и, пока не спишь, спрячь руку в сак и слушай листья. И да, начни уже отращивать ноготь.
Эльга подтянула сак.
– Да, мастер Мару.
В этот вечер ей показалось, что она видит цвета и настроение листьев кончиками пальцев. Какие-то пугливо жались к матерчатым бокам, будто мальки в пруду, а какие-то смело кололи зубчиками ладонь. А еще казалось – часть листьев, шурша, стайкой следует за движениями пальцев, будто приклеенная.
Дивий Камень окружала низкая каменная стена, поверху которой стояли несколько стражников. Чего они охраняли в спокойном Краю, одни боги знали.
Мастера Мару ждал здесь большой заказ.
Извилистой мощеной улицей они поднялись почти на самую вершину холма и за пол-эрина устроились в двух комнатах гостиницы, стоящей напротив дома городского энгавра. При гостинице имелся небольшой дворик с двумя чахлыми яблонями и липой, который Унисса и получила в свое полное распоряжение.
Мастер Мару поднимала Эльгу ранним утром, они завтракали в общем зале, потом около часа Унисса экзаменовала ученицу по живым-мертвым листьям, сочетаниям в букетах и показывала на примерах, что выходит по ее ответам, а что должно выходить на самом деле.
После они расходились по комнатам, и Эльга занималась с холстом.
Задание было простое и невыполнимое. Ужасное. Необходимо было, чтобы листья, брошенные россыпью, сами, узором, удержались на холсте. Но у Эльги они отскакивали, ломались, скользили мимо или – в лучшем случае – ложились на полотне бесполезным ворохом. Так еще мелкая речная серебрянка лежит на лотках. Навалом.
И воняет.
Эльга уж и говорила с листьями, и пыталась ими командовать, даже пела им песенки, но все было бесполезно. Листья не слушались.
Мастера Мару слушались, а ее – нет.
Как тут не заплачешь? Как тут не выйдешь к мастеру с мокрым лицом и расчесанной печатью на тыльной стороне ладони?
А в ответ – ни слова, лишь хмыканье. Что дурочке отвечать? Пусть сама соображает, сначала – за обедом, а потом – во дворике.
От полудня до глубокого вечера мастер Мару принимала жителей Дивьего Камня.
Эльга все это время, почти не отлучаясь, сидела при ней и смотрела, как листья превращаются в букеты, как проступают глаза и улыбки, щеточки мужских усов из чертеца и женские шеи из капусты. Сак Униссы казался