сыр перепадёт… – раздумчиво потянул Фролов. – Та-а-ак… Сделаем-ка мы, пожалуй, вот что: завтрашний резерв задействовать под твой рейс не станем, ему видно и так работа будет. Ты найди кого-нибудь из свободных командиров… – он снова прошелся взглядом по плановой таблице. – Ну, Андрея Кедрова, например. У него в графике «дырка» и выходного, вроде, не просил. Договорись, пусть за тебя на Имуче'н сбегает. Кстати, он с твоим Женькой летал, кроме этого, внештатный инструктор, значит, слетанность давать не надо.
– Нет, Михалыч, – Сергей иронично усмехнулся. – Это мой Женька с Андреем летал, а не наоборот…
– Ну ты заноза, Серёга! – засмеялся и Фролов. – К словам так и цепляешься.
– А чего субординацию нарушаете, командир?
– Субординацию… – Фролов посерьезнел. – Ты лучше скажи: твоего пацана на ввод в командиры можно ставить?
– Нужно, Михалыч! – утвердительно произнёс Сергей. – Парень вполне созрел, почти три года на правой «чашке», куда же больше-то?
– Ну, добро, – Фролов встал, – лети, Сергей Александрович, осваивай новый аэроплан. А Женьку Коробова мы посадим на твое место. Счастливо тебе! – он крепко пожал пилоту руку.
– Спасибо, товарищ командир, и до свидания.
На следующий день Сергея в Горноозерске уже не было. А через полтора месяца, в самый разгар переучивания в ШВЛП3, он неожиданно получил от Фролова письмо. Комэск редко баловал подчинённых таким вниманием. Письмо было страшным по содержанию, он писал:
«…Не знаю, как сообщить тебе все это, Сергей, но сообщать надо! Недели через три, как ты уехал, погиб твой второй пилот, Женя Коробов. Зарезали какие-то подонки, когда он вечером возвращался домой. Убийство с целью ограбления – с парня сняли куртку, часы, забрали деньги, какие были… Но это не всё, Серёжа: через несколько дней погиб Андрей Кедров, разбился на машине. Ехал на дачу в Ключи, дорога была размокшая, машину занесло, сорвался с обрыва. Ты это место знаешь, на полдороге от авиагородка. И обрыв-то не такой уж высокий, а вот… Что касается Жени, то милиция ищет преступников, отрабатывает различные версии. Да что толку, сам понимаешь, что сейчас творится – сплошной беспредел. Разгул демократии. Вот так мы потеряли сразу двоих наших ребят, самых, кажется лучших. А Женьку я уже в командиры вводить начал, он с левой «чашки» отлетал часов тридцать. Лёха Беломоров его возил. Выходит, не судьба… И хоть не утешение это, а всё-таки он неженатый был, а вот у Андрея, сам знаешь, двое ребятишек осталось. С Марией едва отходились, думали, не выдержит. Сейчас бродит по гарнизону, как тень, смотреть страшно, истаяла вся. Такие-то, брат, дела наши горькие. Я спать ночами разучился, нервы ни к черту стали, а может, просто постарел. На пенсию, пожалуй, пора, залетался я что-то… А ты учись, Серёжа, живым – живое. Какими бы ни были потери, а самолёты должны летать, и кто-то обязан поднимать их в воздух. Держись, мужайся не выпади из седла! Знаю, как тяжело будет тебе читать эти строки…»
В тесной комнатке училищного общежития Сергей еще и еще раз перечитал письмо командира четвертой эскадрильи.