верное – что вполне может быть, – не порть его.
Лицо мужчины выражало мучительное колебание. Он держал жизнь Жевроля в своих руках. Но осмелится ли он нажать на курок?
Нет. С размаху он бросил револьвер на пол, сказав:
– Попробуйте меня взять!
И, повернувшись, хотел было броситься в соседнее помещение, намереваясь спастись бегством через знакомый ему выход.
Но Жевроль предугадал его действия. Он прыгнул вперед, вытянув руки, однако они наткнулись на стол.
– А… – закричал инспектор. – Мерзавец уходит от нас!
С этого момента участь убийцы была решена.
Пока Жевроль вел переговоры, один из полицейских – тот, кто смотрел в окно, – обогнул дом и вошел в помещение через заднюю дверь. Когда убийца собрался бежать, он бросился на него и, с удивительной силой и необыкновенной ловкостью схватив за пояс, толкнул. Мужчина попытался оказать сопротивление, но его усилия оказались тщетными. Потеряв равновесие, он зашатался и упал на стол, защищавший его. Падая, он достаточно громко, так чтобы его все слышали, прошептал:
– Все кончено! Пруссаки наступают!
Этот простой и решительный маневр, обеспечивший победу, восхитил инспектора Сыскной полиции.
– Прекрасно, мой мальчик! – сказал он полицейскому. – Превосходно! А у тебя есть призвание… Ты пойдешь далеко, если выпадет возможность…
Инспектор замолчал на полуслове. Все полицейские так явно разделяли его энтузиазм, что в нем проснулась ревность. Он понял, что теряет авторитет, и поспешил добавить:
– Я хотел приказать тебе сделать то же самое, но не мог, поскольку иначе мерзавец насторожился бы.
Эти слова были явно лишними. Теперь полицейских интересовал только убийца. Окружив мужчину, они связали ему руки и ноги, а затем привязали к стулу.
Мужчина позволил им все это сделать с удивительной покорностью. На смену яростному возбуждению пришла угрюмая прострация, обычно наступающая после чрезмерного напряжения. Теперь его лицо выражало лишь отчаянное смирение, отупение дикого зверя, попавшего в ловушку. Не оставалось сомнений в том, что он смирился.
Когда полицейские закончили свои манипуляции, Жевроль скомандовал:
– А теперь займемся остальными. Посветите мне, ведь огонь почти потух.
Свой осмотр инспектор Сыскной полиции начал с двух типов, лежавших на полу поперек камина. Он приложил руку к сердцу того и другого – сердца не бились. Тогда он поднес к их губам свои часы. Стекло часов осталось ясным и блестящим.
– Ничего! – пробормотал он. – Ничего. Они мертвы. Этот шельмец не промахнулся. Оставим их в том же положении до прибытия Судебной полиции и займемся третьим.
Третий еще дышал. Это был совсем молодой человек, одетый в форму линейных войск. Правда, он был не в полной форме, без оружия. Серая расстегнутая шинель открывала голую грудь.
Его осторожно приподняли, поскольку он жалобно стонал при каждом движении, и аккуратно посадили, прислонив спиной к стене. Тут он открыл глаза и слабым голосом