красные бусы, расстегнула кожух. Когда выступающего понесло и он начал угрожать тем, кто «вцепился в свое хозяйство руками и ногами», Варя тайком взглянула на отца. У Павла Серафимовича руки сжались в кулаки, даже косточки побелели. Рядом с отцом – бледная как мел мать. Варе стало страшно. По привычке она хотела взять под руку подругу, но та отстранилась.
Зал то замирал в тишине, то взрывался возгласами и возмущением, то заполнялся безудержным хохотом. Наконец Лупиков подошел к основному – записи в колхоз – и предложил присутствующим высказаться.
– Я вам так скажу, – подала голос с места Одарка, – мне нечего делать в вашем колхозе. Я – вдова, у меня пятеро детей, но они у меня сыты и одеты. Имею хозяйство, с которого кормлю свою семью, огород, небольшой надел под рожь. Мне нужно обрабатывать все это, смотреть за детьми, стирать им, готовить есть. Так когда мне еще ходить на работу? С кем оставлять малышей? Сдать коровок в общее хозяйство? А чем поить детей?
– У тебя сиськи – как вымя у коровы, хватит молока всем! – крикнул какой-то мужик. Кто-то засмеялся, но женщина даже не улыбнулась шутке.
– Оно-то так, – продолжила она, – но, извините, я все же не корова, моего молока на всех детей не хватит. Поэтому вы здесь спорьте сколько угодно, а мне пора: дети дома одни остались.
Одарка поднялась, накинула на голову платок, степенно пошла к выходу. А когда позади услышала голос чекиста с угрозами отобрать и землю, и коров, женщина вернулась. Она сложила пальцы в два больших кукиша.
– Вот тебе, а не моих коров! – ткнула она кукиши Лупикову и ушла, гордо задрав голову. Зал взорвался смехом, а уполномоченный прямо-таки побагровел.
Когда немного стихло, Иван Михайлович придирчиво посмотрел на тех, кто сидел в последнем ряду.
– А вы, Черножуковы, что скажете? – обратился к ним. Мгновенно воцарилась тишина.
– Хочешь услышать мое мнение? – Федор поднялся. – Скажу сразу: я не пойду в колхоз.
– Мы уже на «ты»? – спросил Лупиков. – Я с тобой телят не пас.
– Вот это и плохо. Если бы пас, то знал бы, как эти телята достаются. Предупреждаю: ко мне можете не приходить, я своего ничего не отдам.
– Таких, как ты, будем ссылать, выгонять из села поганой метлой! – заорал коммунист. – Несознательным элементам нет здесь места!
– Ссылай! Убивай! Режь меня! Жги! – твердо, уверенно и громко сказал Федор. – Но ты не имеешь права заставить меня идти в коммуну!
– Имею! Имею полное право.
– И кто же тебе дал такое право: принуждать честных людей?
– Советская власть, коммунистическая партия дала мне такое право! – с гордостью заявил Иван Михайлович. – А ты – кулак, который нажился за счет батраков.
– Ошибаешься, чекист, у меня нет батраков.
– А мне сейчас безразлично, есть они или нет. Я знаю одно: среди наших сознательных крестьян тебе нет места.
– Ишь, как он запел! – завопил с места Осип Петухов. –