то, что ему нужно больше всего. Для больных у нас есть лекарство, для голодных – пища, для заблудших – мудрость.
Народ Домоара больше не смотрел на Эйвинда, их глаза сосредоточились на большом сундуке, из которого вот-вот должны были появиться обещанные дары. От наследника требовалось одно последнее наставление, прежде чем он мог удалиться.
– Примите дары свои, помня о порядке, как завещано нам помнить Природой, – возвестил напоследок Эйвинд, и после его слов народ и впрямь прекратил гомонить. К сундуку стала выстраиваться организованная очередь.
Юноша набросил на голову капюшон и удалился в заднюю часть помещения под прощальные возгласы толпы.
* * *
Как только Эйвинд вышел на задний двор, то сразу же заметил крытую повозку, запряженную лошадьми. Из повозки выглянуло знакомое ему с детства женское лицо, но он и так успел сообразить, что прибыли именно за ним.
– Тебя подвезти, красавчик? – окликнула наследника женщина в повозке, задорно подмигнув.
Несмотря на поганейшее настроение, которое накатывало на Эйвинда всякий раз, когда ему приходилось разыгрывать очередное представление перед впечатлительными простаками, он невольно улыбнулся – сопротивляться веселому обаянию А́шты было попросту невозможно.
– А у меня есть выбор? – пробурчал Эйвинд, поднимаясь внутрь повозки.
Юноша уселся напротив Ашты и сбросил с себя надоевший капюшон, всячески стараясь при этом отвести глаза от улыбающейся женщины напротив, чтобы самому ни в коем случае не улыбнуться в ответ. Ашта, довольная тем, что ей удалось рассеять мрачные мысли юноши, приказала извозчику трогать, и повозка, качнувшись, покатилась по улицам Домоара к центру города – месту, полному гостей, что оставили свои родные дома ради свободного воздуха города земледельцев. Наконец Эйвинд смог позволить себе взглянуть на женщину без риска окончательно отогнать от себя гнетущую тоску. Ашта выглядела чрезвычайно жизнерадостно и бодро: по-домоарски смуглое лицо сегодня украшали румяна, а длинные смольные волосы были аккуратно собраны в косу, что позволяло ей выглядеть намного моложе своих сорока лет. Ее большие, темные глаза все еще улыбались.
Ашта была рядом всю его жизнь, сколько он себя помнил, и только ради нее он продолжал послушно играть роль пророка. Несмотря на свой, в целом, ветреный и вспыльчивый характер, она успешно заменила ему и мать, и отца, которых юноша никогда не знал. Она же была его единственным другом. С тех пор как Голос Народа объявил Эйвинда наследником Свободных, она оберегала его от многочисленных врагов движения, и самым опасным из них была Церковь Левиафана.
– Сколько мне еще этим заниматься? – начал с риторического вопроса Эйвинд. – Клянусь, если мне придется еще раз повторять эту чушь, я…
Ашта мгновенно вспомнила о своей воспитательной роли и предупредительно подняла указательный палец:
– Жалуйся,