Александр Белобратов. Перевод писем И. Бахман и М. Фриша, вступление, 2012
Полностью книга выйдет в издательстве “Ad Marginem”.
“Любовь прекрасна, как смирительная рубашка”: два поэта, два мира, два сердца в письмах об одном чувстве
Ингеборг Бахман (1926–1973) и Пауль Целан (1920–1970) относятся к самым ярким звездам на поэтическом небосклоне немецкоязычной поэзии после Второй мировой войны.
Отличны друг от друга их поэтические судьбы и миры. Бахман приходит в литературу в конце 1940-х как поэт. В мае 1952 года на чтениях “Группы 47” в Ниендорфе, в Германии, стихи ее привлекли всеобщее внимание, а через год (на чтениях в Майнце) были отмечены литературной премией. В декабре 1953-го она выпускает свою первую поэтическую книгу “Отсроченное время”, через три года – вторую (“Призыв Большой Медведицы”), неожиданно оказавшуюся последней.
Целан как поэт начинает еще в Румынии (первые его публикации – “Фуга смерти”, вышедшая в переводе на румынский, и несколько стихотворений в немецкоязычном журнале “Агора”), в 1948 году в Вене появляется его сборник “Песок из урн”, которым сам автор остается недоволен и требует уничтожить его. Целан тоже читает свои стихи на собрании “Группы 47” – в 1952 году, в Ниендорфе, – но присутствующие реагируют весьма отрицательно и на тематику, и на строй его поэзии, и в особенности , как кажется, искусственно-торжественную, патетическую манеру чтения. Правда, один из слушателей – редактор “Немецкого издательства” – от стихов Целана в восторге, и в 1952 году в Штутгарте выходит книга стихов “Мак и память”. Его поэтические достижения несомненны и отмечены двумя крупными литературными премиями Западной Германии, Бременской и Бюхнеровской (эти премии – одну чуть раньше, другую чуть позже Целана – получит и Бахман); однако он, с 1948 года живший и работавший во Франции, в Париже, словно бы на периферии немецкоязычного литературного поля, прорываясь к читателю, может быть, в первую очередь своими немецкими переводами русской (Есенин, “Двенадцать” Блока, Мандельштам, Хлебников, “Бабий яр” Евтушенко), французской (Рембо, Валери, Сюпервьель, Шар, Мишо и др.), английской (сонеты Шекспира), американской (Фрост) и итальянской (Унгаретти) поэзии. Немецкие литературные критики более чем прохладно встречали его публикации, одни – из-за, как им представлялось, слишком навязчивой тематической привязанности стихов к проблематике Холокоста (“поэзия после Освенцима”), другие – по причине “ненемецкости” его поэтического языка и повышенной герметичности словесных фигур и образов. Положение стало меняться в самом конце 1960-х, когда пришло новое поколение читателей, и смертельный прыжок с моста Мирабо, совершенный отчаявшимся и больным человеком, стал прыжком к славе, к бессмертию.
Повсеместное признание буквально настигло Целана. Сегодня он один из самых переводимых (после Рильке) немецкоязычных поэтов (его поэтические книги вышли на тридцати двух языках мира). И самый исследуемый (после Кафки) немецкоязычный писатель: ежегодно появляются десятки статей о его творчестве, опубликовано свыше двух сотен монографий о нем. Этот “последний поэт высокого модерна” (Ольга Седакова) признан и востребован в России, с поэтической культурой которой его столь многое связывает[1].
Почти вровень с Целаном существует в современной культуре и Ингеборг Бахман. Ее “молчаливое” поэтическое слово воспринято читателями, оно звучит почти на 40 языках. В России первая подборка ее стихов вышла в том же сборнике “Строки времени”, что и целановская “Фуга смерти”[2]. Вместе представлены они и в антологии