дает характеристику с помощью термина «ослепление», или «ослепленность» (l’éblouissement)[85], который призван описывать ситуацию, когда интенсивность интуитивного восприятия сотворения превосходит возможности любого предвосхищения его восприятия и делает невозможным детальное «всматривание в него». Именно на фоне этого «ослепления» можно осознать смысл всего эмпирически конечного, как составляющей сотворения: оставаясь незаметным и плохо артикулируемым, его присутствие тем не менее позволяет эмпирически видеть мир как объект. Привлекая богословский язык, это насыщение интуиции отражает фундаментальную «нелокальность» человеческого (его единства как трансцендентальность) не только на уровне физического или биологического единосущия, но также на уровне синтеза идентичности всего тварного, достижимого человеком в силу данной Богом способности воипостазирования сотворения в познании.
Придадим еще более уточненную форму нашей мысли. Сотворение характеризуется тем, что ему невозможно приписать никакой субстанции, из которой его эмпирическое содержание как бы появлялось. Другими словами, по отношению к сотворению невозможно указать его причину как то нечто, из которого это сотворение «осуществлялось бы». В этом смысле космологические ссылки на Большой взрыв или мультивселенную не достигают здесь никакой цели, ибо их предполагаемая теорией фактичность сама по себе уже является манифестацией сотворения. И выход из него к некой предлежащей субстанции невозможен просто потому, что мы сами, будучи частью этого сотворения, прикованы к его фактичности, испытывая его тем самым как нечто подобное coaevus-universo, то есть вселенную как «со-одновременную» с жизнью человека.
Нетрудно понять, что «одновременность», упоминаемая здесь, вводит определенного рода темпоральность, но темпоральность не как формальный синтез для конституирования объекта, а как «эйдетическую темпоральность», как осознание того, что сотворение просто дано, но в этой данности оно не показывает себя как сотворенное. Другими словами, феноменальность сотворения как раз и состоит в том, что оно дает нам себя в своей сокрытости. Эта сокрытость включает то, что, говоря о сотворении вообще, мы не можем характеризовать его в терминах времени и пространства, а следовательно, и на основе гипотетического представления сотворения как проистекающего из некоего прошлого. Можно сказать, что в отношении сотворения невозможно ни характеризовать его ни через «предвидение прошлого», ни через «воспоминание о будущем». Его чистая данность сознанию и его сокрытость лишают возможности увидеть сотворение либо как вневременной «акт», либо как развернутый во времени мир. Космологические попытки реконструировать прошлое вселенной на основе наблюдения ее настоящего представляют собой реконструкцию прошлого как «прошлого настоящего». Это соответствует стандартному временному синтезу присутствия объекта в его постоянстве,