думаю, несчастный Филипп сам навлек на себя царский гнев, – помолчав, сказал посол. – Он был истинный рыцарь, человек редкого в наше время прямодушия. Возможно, во время аудиенции что-нибудь им сказанное задело Иоанна, и этого было достаточно, чтобы благородного пленника казнили без суда, как проворовавшегося кнехта.
– Вполне возможно. Поэтому я и говорю – никогда не знаешь, чего ждать от этого властелина. Он, несомненно, тонкий политик… хотя и в своем варварском духе. Скорее всего условием освобождения магистра он поставит участие нашего ордена в войне против короля Зигмунда.
– «Нашего ордена»… – Комтур фон Беверн горько усмехнулся и, тяжело поднявшись из кресла, прошелся по палате. – Нашего ордена, Иоахим, не существует уже три года, и мы, ливонское рыцарство, теперь непонятно что… некий придаток ордена Тевтонского, тоже доживающего в Пруссии свой век. Три с половиной столетия, триста пятьдесят лет славы и побед во имя Господа, ради утверждения христианства в диком языческом краю, – и где это все? Последний магистр великого братства меченосцев стал смехотворным герцогом Курляндским, вассалом польского короля… поистине так проходит слава мира сего, все становится прахом. И я скажу вам со всей откровенностью, мой дорогой доктор Лурцинг, что теперь меня в конечном счете не так уж волнует вопрос, вернется ли из московского плена Вильгельм фон Фюрстенберг или окончит свои дни на чужбине… не видя воочию всего того, что творится на развалинах некогда могучего орденского государства. Говорят, Иоанн пожаловал ему небольшое владение…
– Да, в Любиме – меж Ярославлем и Вологдой, полтораста верст от Москвы'.
– Что ж, он сможет вести там более или менее достойный образ жизни… по крайней мере не в темнице. Возможно, так оно и лучше.
– Позволю себе заметить… – Юрист замялся. – Господин барон сам себе противоречит… вы сказали, что именно ради освобождения магистра согласились принять на себя эту миссию…
– Да. Да! Я так сказал, дорогой Иоахим. Но видимо, пришло время открыть вам и другую – важнейшую для меня – причину моего согласия. Если я не сделал этого раньше, то лишь потому, что это… как бы сказать… дело сугубо семейного свойства, и я надеялся разрешить его без посторонней помощи. Теперь же вижу, что без вашей, любезный Иоахим, мне не обойтись.
– Я польщен тем, что господин барон счел возможным сделать меня своим конфидентом.
– Да, мне придется просить вас о посильном содействии. Вкратце дело сводится к следующему. Младшая из моих сестер была некогда взята фрейлиной к богемскому двору и там вышла замуж за богемского же дворянина… небогатого, но хорошего рода. Я не называю имен, теперь они уже не имеют значения – вы поймете почему. Брак был бездетным и недолгим, зять пал в злосчастной битве при Мохаче, рядом с королем Людвигом.
– Давняя история, – пробормотал Лурцинг.
– Да, без малого сорок лет. Сестра была очень молода, и по прошествии двух-трех лет родственники стали принуждать ее к новому замужеству… ей нежелательному.