Если он расскажет, а оружейник тоже решит развязать язык, Иоанн без труда угадает причину запоздалой откровенности: решил, дескать, опередить. В самом деле, почему – ежели невиновен и оклеветан – почему молчал раньше? Нет, теперь признаваться поздно.
Проще убрать оружейника, но это просто лишь на первый взгляд. Чтобы отравить, надо иметь своего человека в доме Фрязина. Подослать убийцу на улице – но как с ним договориться? В Венеции это действительно просто, там только намекни, и тебе пришлют на дом надежного браво, который сделает дело быстро и без следов. А к кому он может обратиться здесь, в Москве? Город кишит головорезами, «висельной дичью», как называют это французы, но никто не примет подобного поручения от иноземца, тем более от него, известного колдуна и чернокнижника. А если и примет – в конце концов, это вопрос вознаграждения, – то наверняка побежит пропивать заработанное в ближайшем кабаке и сразу будет замечен царскими «истцами» – сыщиками. Иоанн, конечно же, не оставит без строжайшего розыска убийство своего доверенного механикуса…
Нет, об этом и думать нечего. Здесь вздергивают на дыбу по малейшему подозрению, а на дыбе и под кнутом язык развязывается скоро. Сохрани Бог! Надо искать что-то другое. Но что, что?
Бомелиус проклинал минуту, когда встретил в сенях оружейникову дочку и оказал ей внимание, приняв за служанку. Проклятая девка… будь она одета сообразно своему положению, он бы ограничился поклоном, на черта она ему сдалась, лупоглазая дура. И не было бы никакой ссоры с ее отцом. А с другой стороны, не будь ссоры, он не узнал бы, что оружейнику известно про Любек. Теперь же знает и может заблаговременно себя обезопасить. Но как, как?
Девка, чертова девка. Придумать что-то, чтобы через нее получить власть над отцом… Точнее, поставить его в зависимость от себя. Тогда он будет молчать, не посмеет даже заикнуться о том, что знает…
В длинном черном одеянии мага, сцепив руки за спиной, доктор Бомелиус расхаживал быстрыми шагами по низкому сводчатому покою, рассеянно поглядывая на полки, уставленные тиглями и ретортами, на разбросанные по столу астрономические инструменты, на свисающие с потолка чучела крокодила и иных редкостных гадов. В открытом очаге жарко пылали дрова, но тепло чувствовалось лишь вблизи, а чуть подальше прохватывало ознобом от каменных стен и пола. Бомелиус сам выбрал это помещение для своего лабораториума в отдаленной части дворца, почти заброшенной и пользующейся дурной славой, – челядь, во всяком случае, избегала появляться в этом крыле здания без нужды, а с тех пор, как здесь обосновался колдун, и подавно. Самого колдуна это вполне устраивало, лишние соглядатаи были ни к чему.
Он не доверял дворцовой челяди, а своих слуг у него не было. Был некогда один – надежный, преданный как пес, – но вскоре по приезде в Москву бесследно пропал. Мог, конечно, и сбежать, хотя маловероятно. Куда, зачем? Скорее всего зарезали грабители, здесь это не редкость. Вот проклятого оружейника не зарежут…
Да, будь здесь старый